– С ними живёте?
– Да, нет! Им другой святой помогает, не то, что нам…
– А у вас что сегодня на ужин?
– Мы не готовим, у нас плита сломана. Ещё со Сретения.
– Почему не попросите старосту починить?
– У него всё времени нет, а у нас и топить нечем. Когда появляется картошка, просто кладём её в горшок к пастухам.
– А не мёрзнете?
– Ну да! Но сейчас не так… Раньше в нашем сарайчике пастухи козу держали, – ответила девочка, указывая на деревянный флигель, приколоченный к хатке.
Они подошли ближе и вошли в подклети.
Голые стены, маленькое окошко с единственной рваной занавеской, вытоптанный глиняный пол, в углу слегка проваленая плита, на ней на кирпичах два горшка, миска и жестяная ложка. Постель устлана соломой, маленький столик с ветхим стульчиком – всё это не ускользнуло от первого же взгляда Ольги. Над постелью на стенном крючке висели залатанные обноски, на постели почти совсем не осталось соломы, так как она разлетелась повсюду. Постель покрывало ветхое одеяло до того грязное, что цвета не разобрать было невозможно.
На постели сидела полуслепая женщина, обхватив руками колени:
– С кем ты, Анча? – повернулась она к двери.
– Помоги Вам Господи, Холинова!
– Христе Боже! Милостивая барышня! – вскрикнула слепая, спешно опуская ноги и тяжело ступая перевязанной ногой, поплелась прямо к Ольге поцеловать руку.
– Не вставайте, милая, лежите! – отвечала та, направляясь к постели, – Что с Вашей ногой?
– Да всё то же, милостивая барышня… Милостивый пан доктор, – она кивнула на столик, на котором стояли две склянки, – Приносил мне лекарство, вроде немного сняло боль, даже чуть ступаю на ногу, никому и не опишешь… Что бы мы делали без пана доктора. Как он нам жизнь спасает, милостивая барышня!
– А что народ Вам не помогает?
– Помогает, милостивая барышня, но не всегда хватает, только дважды в неделю. Когда в народном совете узнали, что в казне ещё расходов немало, а тут ещё я чужая да с малолеткой, мне стали давать по тридцать крейцеров в месяц и по пятнадцать на дитё, всего сорок пять в месяц и выходит, а то бы по миру пошли.
– Почему Вы себя чужой считаете, раз давно уже здесь?
– Да кто ещё-то? Сама я из Пржибрама, милостивая барышня. Когда меня сюда как в лес послали, все меня окликали – Боже, Отче Небесный! – как паршивого пса! Ни одна живая душа доброго слова не молвила, – женщина всхлипнула.