Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходящие ночью в «малиннике», были поистине поразительны. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, – все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте.
Тут казалось, что Бог совершенно отступался от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти Сатаны.
Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:
– Барынька, вы останьтесь здесь с X. Мы с доктором войдем сюда и, наверное, скоро вернемся.
Мы вошли в ужасный притон.
Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура странного горбуна.
Он сидел на стуле, низко свесив свои страшные, длинные ноги. Получилось такое впечатление, будто за столом сидит только огромный горб и огромная голова.
Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой.
На коленях его, если можно только эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати.
Она, помахивая стаканом водки, что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но что она кричала, за общим гвалтом разобрать было невозможно.
– Горбун! Дьявол! – доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.
Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то плакал пьяным плачем.
– Назад! – шепнул мне Путилин.
Мы быстро, не обратив на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа.
Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? Какой гениальный шаг рассчитывает сделать мой друг?
– Скорее! – отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас.
Нас толкали, отпуская по нашему адресу непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив здоровый удар от агента X., с проклятием выпустил ее из своих рук.
– Дьявол! Здорово дерется!..
Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром подымался горбун. Путилин поднялся первый. За ним – агент X., потом я, последней – агентша-сыщица.
– Вы ничего не знаете? – терзаемый любопытством, тихо спросил я ее.
– Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? – ответила загадочно она.
Вот и эта галерея, вонючая, зловонная.
Она была почти темна. Только в самом конце ее, из крошечного окна лился тусклый свет сквозь разбитое стекло, заклеенное бумагой. Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. Длинный засов, на нем – огромный висячий замок.