– Самвэль, – кричит он строго, – Самвэль! И дальше следует что-то на армянском. Самвел что-то говорит в ответ. Но это явно не устраивает отца. На фоне назревающей грозы Жан Татлян, как ни в чем не бывало, поет свое знаменитое «Et je t’attende» – А я жду тебя. Словесная перепалка становится все острее. Самвел, отчаянно жестикулируя, пытается воспротивиться отцовской воле – в конце концов, он уже не мальчик! Ему ведь уже исполнилось семнадцать лет! «Я жду тебя» – продолжает петь Жан Татлян… Дядя Арут прихрамывая взбирается на второй этаж и ссора продолжается уже в комнате Самвела.
Помнится, кончилось это тем, что дождались все: и Самвел, получивший подзатыльник и его друзья, вынужденные ретироваться во двор, и Жан Татлян, рухнувший в сопровождении оркестра под управлением Арбеляна со второго этажа вместе с радиолой «Ригонда». Арут Авакян был строг и по кавказски горяч в деле воспитания детей.
Алешин, нагнувшись, легко коснулся плеча спящего Самвела. Недоуменный взгляд человека, только что вернувшегося из страны сновидений, медленно сменился вялой улыбкой. Особой радости не было. А чего, собственно, ликовать? Ну, пришел в гости Макс Алешин. И какая разница, сколько времени прошло – сорок минут или сорок лет? Они узнали друг друга мгновенно, будто и не расставались. Поборов неловкость, Алешин произнес, тщательно выговаривая
– Барев цевс! Иштонг дзова! (Привет! Пошли на море!)
Самвел улыбнулся наконец своей настоящей улыбкой, радостно засипел, зашевелил губами, пытаясь что-то сказать и показывая рукой на окно. Затем нагнулся и открыл нижний ящик тумбочки. Там лежала почти уже выпитая бутылка какого-то коньяка. Каждому досталось грамм по тридцать.
– Когда у тебя операция? – спросил Алешин
– Двадц пя- быстро написал на листке блокнота Самвел. Это был один из доступных ему способов общения. Кроме того, он много жестикулировал и беззвучно «говорил» губами. Но Алешин к великому своему стыду плохо улавливал смысл его фраз. Язык жестов давался ему гораздо труднее, чем армянский, которому его когда-то учил курчавый мальчишка-ровесник на окраине красивейшего из приморских городов…
Интерес к иностранным языкам был у Алешина с детства. Причем не только к европейским. Ему был интересен язык любого народа, среди которого ему приходилось жить, будь то латвийский, узбекский или грузинский. Но одним из первых был армянский. Сочный, чмокающий, словно спелый фрукт, гортанный, цокающий копытами скакунов, этот язык завораживал Алешина и становился неотъемлемой частью образа Гагр, такой же, как горы и море, инжир и вино. Язык абхазских армян отличается от исконного армянского языка, на котором говорят в Ереване.