Останься я взрослым, скорее всего, вообще забил бы на школу и
пошел зарабатывать деньги. А может, и нет. Может, он-я сообразил
бы, что, создавая другие условия учебы для такого количества людей,
он оказывает колоссальное влияние на реальность.
Но для него-меня не было бы поражений и достижений,
головокружительных взлетов и падений, просто день сменялся бы днем,
минус — плюсом. Но все равно странно, что для реальности более
ценен такой я – сомневающийся, трусоватый, временами нерешительный.
Или просто взрослый я нужнее в другом месте?
Директор продержал родителей около получаса. Все это время мы
ждали в галерее, Карась, который случайно попал под раздачу,
крутился рядом и метался между нашей командой и гоп-компанией,
сократившейся до двух человек. Барик и Плям уединились в туалете,
чтобы мы их не трогали, но Рамиль, который и раньше с ними часто
махался, встала возле входа и отпускал язвительные реплики:
— Ну как вам там, петушки? Место свое нашли?
У гопников хватало ума не провоцировать, у Рамиля – не лезть к
ним, а чуть поиздеваться он имел право – они его весь предыдущий
год гоняли. Минаев был с нами, а потом присоединился к Рамилю,
заглянул в туалет и прокукарекал. Сам сделал, сам посмеялся.
Я следил, чтобы они не переусердствовали и не спровоцировали
очередную драку.
Наконец дверь распахнулась и, перемежая мат с угрозами убить
ушлепка, вылетел Чума-старший, его шаги прогрохотали по коридору и
стихли на лестнице. Потом вышел Леонид Эдуардович. Правильно, что
он тетю Лору не стал вовлекать: мужское дело следует разруливать
мужчинам. Я пригласил маму, потому что не хотел волновать отца, он
еще был на больничном после операции, но его дернул дрэк.
— Ну что? – спросил я у отца Илья.
— Что-что… — задумчиво произнес Каретников-старший и заговорил о
своем, — идея неплоха.
Он пожал руку моему отцу, затем – родителю Чабанова, подождал
Меликова и мамаш Минаева и Карася и продолжил:
— Но методы реализации сомнительны.
— Я бы сказала – неприемлемы! – возразила мамаша Карася.
Будь такое возможно, я бы предположил, что сын и дочь не от нее.
Приличная воспитанная женщина. Знала бы она, что ее дочь творит,
выключила бы пацифизм.
— Не стоит чуть что распускать руки, — поддержала ее моя
мама.
Отец зыркнул на нее недобро, на меня и промолчал, хотя видно
было, что он хочет что-то сказать. Но его опередил Каретников и
произнес: