Просто наша мама – тот человек, которому проще взять
общественное мнение и выдать за свое, чем сформировать собственное.
Отец говорил, что мы плохие, весь мир замыкался на него, и она
транслировала его точку зрения. Сейчас все нас хвалят, и она –
тоже. Качество жизни таких людей на сто процентов зависит от
окружения, сами они не способны о себе позаботиться.
Напряженный семейный ужин вскоре стал расслабленным. Все
убедились, что отец пришел с миром, не навсегда, и быковать не
собирается. Так глядишь и сам поверит, что мы у него не самые
худшие.
Пошли свежие анекдоты про ментов и новых русских — их
рассказывал отец. Говорил, что здоровье восстанавливается, и в
сентябре его отправляют в санаторий на реабилитацию. За
освобождение девочек ему грозило как минимум увольнение, как
максимум срок, но героев судить не принято. Его не наказали, но и
не наградили.
Для приличия он поинтересовался судьбой Алисы, рассказал, что к
нему приезжали журналисты из Москвы. Я не стал говорить почему.
Откланялся он в десять вечера, а мы проверили сумки и сразу же
улеглись спать – спасибо маме, что собрала нас в школу, нагладила
одежду и развесила по спинкам стульев.
«Как на войну собрала», — подумалось мне.
— Опять то же самое, — пожаловался укладывающийся в кровать
Боря. — Девять месяцев терпеть.
— И в мае родить, — сострил я, сообразил, что брат не понял
шутку и объяснил: — Беременными ходят девять месяцев. Не трусь,
братец! Как показала практика, если дашь в бубен нескольким
обидчикам, они отстанут. А если толпой навалятся, так нас тоже
целая толпа, но мы старше и сильнее. Понял?
— Понял. Я готов.
Голос его был полон решимости.
Тарахтение круглого будильника, танцующего ламбаду на трех
стальных ножках, прозвучало голосом из ужасного вчера, и под него
произошел выплеск гормонов, спровоцировавших тягостно-тоскливое
настроение.
Будильник следует сменить, а то на этот уже условный рефлекс
выработался, как у собаки Павлова. Потянувшись, я побежал в душ,
охладился, потому что пекло стояло августовское, и уселся за стол в
спортивках и с голым торсом. Из спальни, зевая, выползла
встрепанная красноглазая Наташка. Удивительно, но даже в таком виде
она была прехорошенькой.
Потом вышла мама и выставила на стол творожную запеканку с
изюмом, от вида которой кишки скрутило голодным спазмом. На два
голоса мы поблагодарили маму, я сварил ей и Наташке кофе, выпил его
первым, проглотив запеканку, и встал перед зеркалом, уступив
зевающему Борису свое место за столом.