На меня смотрел спортивно-подтянутый парень, широкоплечий и
пропорционально сложенный для четырнадцати лет.
Мой прежний образ вспоминался с трудом, с той поры я подрос,
сбросил пять с половиной кэгэ и нарастил мышцы. Пухлые щеки
ввалились, и оказалось, что лицо у меня не круглое, а вытянутое, и
я похож на деда Николая, у меня, как и у мамы, выраженный
носогубный треугольник и тонкий нос, хотя мастью я в отца. За лето
отросшие волосы я чуть срезал, их на голове было чуть больше, чем
носили все, из-за густоты они стояли торчком, как у Элвиса. Из
взгляда ушли затравленность и обреченность.
В общем, у тех, с кем мы давно не виделись, был нехилый шанс
меня не узнать. Даже интересно, как они отреагируют на такого
меня?
Я надел белую нашу клубную рубашку, джинсы. Память взрослого
вопила, что носить в школу пакет – вовсе не круто, круто иметь
рюкзак, но эпоха диктовала свои правила, и я, помимо рюкзака, взял
два пакета для книг на учебный год. Часть мы взяли после экзаменов
в июне, часть выдадут только сейчас.
Перед зеркалом встала Наташка, украдкой накрасила ресницы,
подвела губы и крикнула:
— Братаны, вы скоро? Боря?
Из спальни выскочил Боря в такой же рубашке, как у нас,
заправлена в брюки она была лишь частично. Мама возмутилась:
— Борис, на кого ты похож?! А ну иди сюда, заправлю. И кеды
зашнуруй…
— Пусть будет навыпуск, — сказал я, — а то, как додик.
Мы с Наташкой переглянулись. Сестренка у меня ну просто
красавица, прям хоть сейчас в Голливуд! Знаю, она мечтала быть
манекенщицей, но ростом не удалась.
Выйдя из дома, мы остановились у подъезда, поджидая Бориса.
Чтобы добраться до места встречи, у нас оставалось десять минут –
ровно столько идти туда неспешным шагом, чтобы не взмокнуть.
Вместе с Борисом выбежала мама с нашими тремя букетами, раздала
их, причитая:
— Чуть главное не забыли, что же вы так!
Мне-прежнему хотелось приехать на линейку на мопеде – и пусть
все лопнут от зависти! А еще хотелось подарить класснухе настоящий
кофе, который стоит, как ее зарплата, но я понимал, что это говорит
во мне обезьяна, которая рада тыкать дули моим обидчикам и
раздавать им затрещины, упиваясь тем, что у них не хватит духа
ответить.
Опыт взрослого подсказывал, что с людьми правильнее дружить и
пытаться найти общий язык, а воевать только с совсем отбитыми. Так
что, в отличие от Бориса, готового уничтожить мир, я был настроен
мирно.