От переизбытка эмоций. От остроты ощущений. От силы внезапно оживших чувств. Белова задыхалась, но вопреки инстинкту самосохранения, даже не пыталась сражаться за очередной глоток кислорода. Нет.
Она готова была дышать им, если потребуется. Своим преподавателем.
Ее проклятое, до одури влюбленное в него сердце то замирало на миг, то заходилось в груди с чудовищной скоростью, угрожая однажды не выдержать и просто разорваться на лоскуты. Распасться на атомы.
Огнем полыхающее тело превратилось в один огромный оголенный нерв, вибрирующий от напряжения, точно провод, подключенный к розетке.
Одно неверное движение – и неминуемая катастрофа. Мгновенная смерть.
Но едва ли безвременная кончина пугала Лену больше, нежели собственная реакция на ласки и откровенные прикосновения этого мужчины.
— Что мы, — бессвязно пробормотала она, увлажняя распухшие губы, когда преподаватель переключился на ее сверхчувствительную грудь и шею, позволяя Беловой хоть немного отдышаться, — что мы… делаем?
— Детка! — прохрипел Виктор надломившимся голосом, припадая к возбужденно торчащему соску, играя с ним языком. — Малышка моя! Красавица! Ты стервоза, но чертовски красивая! Этого не отнять!
Лена ошарашенно застыла, чудом не испытав слуховой оргазм.
Ведь никогда прежде ничего подобного от Виктора Эдуардовича не слышала.
Низ живота ошпарило, точно кипятком. Между ног все призывно сжалось.
А ширинка черных кружевных стрингов стала мокрой и скользкой.
Желания, продиктованные зовом плоти, сводили девушку с ума.
Превращали в дикарку. В самую настоящую мартовскую кошку.
Не выдержав остроты ощущений, она тихонько заскулила, выгибая спину.
В тот же миг Макаров приподнял ее лицо за подбородок, свободной рукой намотал на кулак одну из косичек и, зашипев от удовольствия, дернул на себя, затыкая рот очередным поцелуем. Безумно чувственным. Страстным.
Уплывая все сильнее с каждой секундой, проведенной в его объятиях, Белова отчетливо ощущала нечто большое и очень твердое, упирающееся ей прямо в живот. Шалея от вседозволенности, девушка призывно терлась о жесткую вздыбленную ширинку преподавателя, совершенно не отдавая отчета собственным действиям. А мужчину все это время колотила крупная дрожь.
На его напряженном лбу выступила испарина. Дыхание было уже не просто тяжелым. Оно сделалось надрывным. Судорожным. В какой-то момент Макаров не выдержал подобных манипуляций. Предостерегающе рыкнув, он больно стиснул ее узкую талию, удерживая тем самым на месте.