– Хорошо сказано, – замечаю я. – Возьму фразу на заметку.
– А, ты же писатель, драматург, точно.
– А ты что, нашу «Дуэль» не глядел, ну, что по Чехову. Или «Квадратуру круга»?
– Смотрел, конечно.
– Ну. – Серега разводит ладони в сторону, по-солдатски вытягивается.
– Постой-постой, это ты, что ли, Батюшку играл?
– А кто же? – не без гордости заявляет актер.
– И ты Абрама играл?
– Я.
– Не, ну, не узнал, извини… Слишком ты отличаешься в жизни от тех героев, что на сцене.
Теперь все сошлось – я пью, по моим же собственным словам, как я кому-то сказал, с лучшим актером города. Все спектакли с ним видел, правда, фамилию не запомнил… Вот, теперь знаю. Да, перевоплощается он, что надо, в жизни другой человек.
– И хорошо, что отличаюсь, потому что актер.
– Давай, не заводись, наполняй лучше, – советую я.
Серега доливает с горочкой остатки водки, с угрюмой гримасой оценивает пустую бутылку и ставит ее под стол.
– Сейчас, гляди. – Водка в его рюмке волнуется – касается краев, вот-вот выплеснется. – Все подпили, через стакан-другой начнется правда.
Пытаюсь перебить раздухарившегося актера, бесполезно, он всем своим возмущением нависает надо мной, брызжет слюной. Остатки водки в его рюмке продолжают бушевать, словно море в непогоду. Половина пролилась.
– А еще меня все алкоголиком называют… Евреем. Да, еврей, но вы, – Серега начинает привлекать внимание, – все трезвенники, да-да, трезвенники… До первой халявной рюмки. А потом все приставать друг к другу начнут, ага-ага, не раз видел. Семьянины да праведники. Нормально – потом хоть будет, что обсудить, у кого с кем там отношения, не театр, а «Дом-2» какой-то. А начальство уедет. Все сразу на него жаловаться начнем. Лучше всего мы умеем возмущаться! Если бы мы так возмущались на сцене, как возмущаемся в курилке, давно бы революция случилась.
– Так, тихо-тихо. – Я дергаю за рукав возмутителя спокойствия. – Давай, выпьем и покурим лучше.
– А давай. – Серега ловко осушает рюмку.
– Закуси хоть, – протягиваю ему ломтик сыра.
– Потом. Пошли. – Актер шатаясь пробирается между столами, рукой сбивает бокал, тот катится по скатерти, оставляя красные следы вина.
На выходе мне снова попадается Вера.
– Ты куда?
– Курить.
– Может, потанцуем?
– Вер, с удовольствием, только попозже, хорошо?
– Ловлю на слове. – Верины морщины разглаживаются от улыбки.