Арди, немедля, склонил голову. И не потому, что не мог
сопротивляться воли Императора - мог, наверное. И не из-за этикета,
а просто потому, что за эти неполные полчаса успел проникнуться
уважением к Павлу IV. Что-то было такое в этом невысоком человеке,
стоявшем перед ним. Что-то простое и искреннее. Что-то, способное
подсказать юноше ответ на его вопрос - “А зачем?”, но,
увы, Арди не смог уловить мимолетное наитие.
- Больше двух веков тому назад, твой прадед, Ард, встал на
сторону Темного Лорда в его попытке поселить раздор между народами
Империи, - голос Павла IV звучал ровно, а во взгляде, направленном
на юношу, не было ни пренебрежения, ни злобы, только спокойствие. -
Много крови пролилось из-за этого решения. Справедливо и
несправедливо. Погибли не только целые семьи, но сама Империя
потеряла в огне безумия целый народ. Народ Матабар. Их истории, их
традиции, культуру и язык. Всего этого мы теперь лишены из-за
ошибок, совершенных обеими сторонами. Но ни один грех отдельно
взятого гражданина или группы граждан не может стоит жизни целого
народа. И потому, как только я получил подтверждение тому, что Арор
Эгобар закончил свой земной путь, я постановил объявить амнистию
семье Эгобар, а также всему народу Матабар. Отныне и впредь!И я
хочу, чтобы меня услышали в каждом уголке нашей планеты. Чтобы
услышали наши друзья и недруги. Империя едина и неразделима.
Павел IV протянул руку, явно намекая на то, чтобы Ардан
развернулся лицом к залу. Стоило юноше это сделать, как тут же
замерцали вспышки фотокамер ненадолго ослепивших Арди.
- А теперь, друзья мои, закончим на этот вечер с официозом и,
предлагаю вам, наслаждаться праздником, - только после этих слов
Император принял от камердинера трость и, уже куда более свободной
походкой, направился обратно к трону.
- Ты хорошо справился, - неожиданно появившийся рядом Дэвенпорт
похлопал Арди по плечу.
- Но я ничего не сделал.
- Вот именно поэтому я и говорю, что ты хорошо справился.
Следом за Габриэлем (неожиданно нежное имя для такого
человека) и держащей его под руку Атурой, шелестящей подолом
узкого, как бокал для игристого вина, платья, Арди отправился
обратно к столам со снедью.
В зале уже снова заиграла музыка и пары закружились в танцах,
медленных и спокойных. То, что Март рассказывал о новых веяниях в
музыкальной среде Метрополии, когда мелодия звучит стоном
надорванной души, а песни такие жаркие, что их можно спутать с
откровенными любовными романами, здесь, видимо, силы не имело.