- Все же, ты не глуп, - прошептала она и, куда громче, по дороге
к выходу, добавила. - В течении следующих двух недель ты гость в
нашем с мужем доме. Завтрак в восемь утра, обед в два, ужин в шесть
вечера. У тебя есть полный доступ к нашей библиотеке и подвалу, где
находится тренировочная площадка Звездной Магии. Но, прости,
выходить на улицу тебе нельзя. До коронации. Потом, после
поступления в Императорский Магический Университет, наши с тобой
пути разойдутся, чему ты, насколько я поняла, будешь только
рад.
С этими словами герцогиня почти уже вышла из комнаты, как её
настиг тихий голос юноши:
- Я все эти годы думал, что правильно сделал, когда не отвел
тебя к своему учителю, - произнес он с надломом и болью. - а
теперь… теперь я не знаю, что думать.
Октана замерла и хранила молчание несколько долгих, тяжелых
секунд.
- Добро пожаловать во взрослый мир людей, Ард Эгобар, - и
Октана, закрыв за собой двери, оставила его в одиночестве.
Арди некоторое время сверлил взглядом двери, словно ожидал, что
те откроются и явят скрывшийся по ту сторону ответ на вопрос,
терзавший его уже на протяжении почти шести лет.
Кто же он такой?
Потомок Матабар, расы первородных, пытавшихся разрушить Империю
или же потомок урожденных Галессцев, создавших эту самую
Империю?
Сын бандита и правнук кровавого преступника или же сын героя и
правнук волшебника из далекого прошлого?
Охотник или волшебник?
Но двери оставались закрытыми и, наверное, спрятанный за ними
ответ так и не покажется на свет. Хотя и света никакого не
было.
Несмотря на то, что уже давно должно было рассвести за окном все
так же царствовала серая хмарь. Она затягивала широким покровом
небо, окрашивая то в столь разнообразные оттенки серого, что Ардан
даже сомневался, видел ли он прежде подобное в горах Алькады.
Низкое, словно каменное небо, ложилось на плечи горожан,
заставляя тех невольно сгибать спины под неимоверным давлением.
Дождь барабанил по стеклам, оставляя на них змеящиеся водные
струйки, вычерчивающие томные узоры.
Арди смотрел на свое собственное отражение посреди пасмурной
улицы, освещаемой редкими вспышками автомобильных глаз или… да,
точно, Март называл их “фарами”.
Встав на ноги, он прошел по комнате, поднял с пола карандаш и,
вернувшись обратно, завалился на кровать. Над головой, едва
заметно, покачивался балдахин, намекая, что в комнату каким-то
образом поступает свежий воздух.