Но что бы я ни пыталась донести до этих людей, приговор мне уже вынесен — вижу по глазам Главы.
Чижа убил кто-то высокий. Выше его. Мужчина. Филин не дурак, он не может этого не понимать. Однако мужчины — ценные работники на руднике. Главе выгодно закрыть на это глаза и отдать на растерзание меня.
Поэтому — оправдываться? Перебьется.
— Да пошел ты, — наконец произношу то, что давно мечтала.
В ответ получаю удар по лицу. И это не пощечина. Это самый настоящий хук правой.
Успеваю лишь чуть отклонить голову, чтобы не выбил зубы. В голове звенит.
А потом вспышка.
Еще одна.
...Я бью какого-то мужчину. Он крупнее меня, хотя и некрупный для мужчины. И мой единственный шанс — внезапность.
Мужчина отшатывается. Переступает с ноги на ногу, и это его ошибка. Подсекаю. Падает. Но быстро ориентируется — перехватывает мою ногу, занесенную для удара, и дергает на себя.
Тоже падаю, перекатываюсь. Уклоняюсь от кулака, летящего мне в лицо.
Противник пытается забраться на меня сверху, понимая, что его преимущество — вес.
Бью лбом в переносицу.
— С-су-ука!
На меня фонтаном хлещет кровь из разбитого носа...
— Поднимайте ее. — Картинка перед моими глазами рассыпается битыми стеклами, и только теперь понимаю, что я на полу. — Заприте пока. Сначала похороны — потом казнь. Завтра.
Завтра. У меня есть еще целый день, чтобы пожить, — как щедро.
— Да пошел ты, — с удовольствием повторяю разбитыми губами.
После чего Ибис снова подхватывает меня под локоть и волочет за собой.
На каждое действие есть противодействие. А каждый поступок влечет за собой последствия.
Я могла сразу же после падения с крыши попытаться найти молоток и унести его с собой. Могла не убегать от Чижа. Могла не запирать за собой дверь. Могла не идти закрывать люк, а переодеться и вернуться в столовую, чтобы разделить праздник со всеми и непременно попасться на глаза Главе. Я могла...
Могла поступить по-другому в каждом из перечисленных случаев, но сделала так, а не иначе. И оказалась... здесь.
Камерами временного заключения на Птицеферме служат подвальные складские помещения — попросту говоря, кладовки. Маленькие, тесные, без окон.
В одну из таких «мышиных нор» и приволакивает меня Ибис, а затем без лишних слов швыряет на пол. Запирает дверь и оставляет в полной темноте. В духоте, без еды и воды.