С Джошем мы расстались еще три месяца назад, но я благоразумно об этом не распространялась. Только Джилл в курсе. Она, правда, покрутила пальцем у виска, когда я попросила ее не говорить Нику, но обещала — и слово сдержала.
— Потому что я знаю тебя.
Непрошибаемая логика. И, что самое досадное, верная.
Злюсь на себя и кусаю губы от досады. Проще всего сейчас признаться, что нет никакого Джоша. Обернуться, поцеловать того, кого я действительно хочу поцеловать, и не останавливаться, отключить голову. Как тогда...
Но тогда это было ошибкой — я точно знаю.
— Прекрати, мы друзья. — Решительно выворачиваюсь из его рук, и на этот раз Ник меня не удерживает.
Почти бегу к барной стойке. Щеки пылают.
— Ладно, попробуем позже, — негромко произносит друг мне вслед.
Но я слышу. Не оборачиваюсь.
Открываю дверцу шкафа, начинаю в нем копаться, на ходу пытаясь придумать, что там могло мне понадобиться. Переставляю банку с кофе с места на место.
— Ага, мне тоже кофе свари!
Ник сам дает мне спасительную соломинку.
Ник всегда приходит мне на помощь.
Даже когда сам является причиной моих проблем...
Сквозь плотно сомкнутые веки проникает солнечный свет. Сознание возвращается сперва медленно, а затем меня, словно рыбу волной на сушу, выбрасывает в реальность.
Не хочу. До крика. Но только глубоко вдыхаю и выдыхаю влажный горячий воздух — кричать не поможет.
Пытаюсь подняться. Кожа на спине натягивается, и меня опаляет болью. Падаю обратно на подушку, кусая сухие губы. Тем не менее осознаю, что эта боль не сравнится с той, которая была тогда, когда я приходила в сознание в прошлый раз. Значит, Сова таки потратила на меня свой бесценный запас медикаментов.
Кое-как поворачиваю голову и осматриваюсь: я одна, в своей комнате, из распахнутого настежь окна льется яркий солнечный свет. Кто знает, сколько я проспала, но жар в воздухе дает основания предполагать, что сейчас вторая половина дня.
Убедившись, что в комнате никого, снова прикрываю глаза. Хочется есть и пить, сходить в туалет, в конце концов, но я даю себе поблажку — еще несколько минут в тишине и одиночестве.
Эти воспоминания... Все смешалось воедино: то, как обнимал меня в кругу Пересмешник, и как Ник прижимал меня к себе в квартире с диваном и барной стойкой. Та же поза. Один в один: руки под грудью, подбородок на плече. Должно быть, именно это дало сигнал моей памяти.