– Оно само избавляется от меня.
В задумчивости ворон потоптался, переминаясь с лапы на лапу, затем вспорхнул к подлокотнику кресла и уселся на безвольную руку, вцепившись когтями в шелковую ткань халата.
– Почему тебе просто не принять одну простую вещь? – Паблито отодвинул клювом прядь черных волос и заглянул в неподвижные глаза. – Могут случаться какие-то существа, быть может, даже люди, которым ты дорог, и им не хочется избавляться от тебя.
– Знаешь, сколько людей я убил за четыреста восемьдесят лет?
– Уверен, даже ты этого не знаешь, если нарочно списки не вел! И почему-то мне кажется – все они этого заслужили. Поправь, если ошибаюсь. Но кто виноват, если сам себя ты записал в изгои и решил никому не давать шанса сблизиться с тобой?
– Похоже, Дон Вито познакомил тебя с Дааной. Часто к ней залетаешь?
– Знал бы, как хочется в лоб тебе клювом врезать!
– Давай. Врезай. – Феликс поднял голову, отбрасывая волосы с лица. – Вот сюда, повыше переносицы. И посильнее.
Паблито не заставил себя упрашивать и со всей силы ударил клювом промеж глаз. Это было равносильно удару о стену. Ворону показалось, что он даже сознание на миг потерял. Очнувшись, пернатый потряс головой, спрыгнул на пол и заковылял к окну, бормоча, что если он ему вдруг понадобится, то Феликс знает, где его найти. Вспорхнув на подоконник, ворон проворчал напоследок:
– Прибрался бы хоть в своем музее, а то бумажки разбросаны!
– Ничего тут не разбросано, – безучастно ответил Феликс.
– Давно не убирался, значит! Все, я пошел!
– Какие бумажки? – очнулся мужчина. – О чем ты?
– Да вот же, валяются под занавесками! Слушай, если ты хочешь как-то загладить свою вину перед оскорбленным товарищем…
Дальше Феликс не слушал. Он сорвался с места, подбежал к окну и отдернул штору. На полу лежала театральная программка и пригласительный билет. Название спектакля гласило: «“Дон Эрнандо Хавьер де ла Роса Ларио”. Опера. Трагикомедия в двух актах. Партер, первый ряд, середина». Держа в руках программу с билетом, Феликс отошел от окна и тяжело опустился в кресло. Паблито спрыгнул обратно на пол и заторопился к нему.
– Что там такое? Какое-то письмо, записка?
Феликс не ответил. Он смотрел на мелованные бумажные прямоугольники, словно белизна источала завораживающий свет, и не в силах был отвести взгляд.