- Ни в коем случае! Как вы могли такое подумать! Я очень хочу
помочь! Но вы же не говорите, что вам надобно…
- Да я к тебе уже пятый раз прихожу! Хватит из себя дуру
строить! – снова вспылила женщина, а в голове внезапно будто
произошла вспышка. Я вспомнила, кто она такая. Супруга старосты,
самого главного человека в этом поселке. Его не любили, за спиной
проклинали – староста не гнушался ничем в стремлении своего
обогащения. Мог забрать телку или порося в счет им придуманных
«общественных» нужд. Ополовинить выводок цыплят или кроликов.
Присвоить часть урожая, утверждая, что отвозит некий налог в
ближайший город. И это помимо трех золотых, которые платила каждая
семья в год за пользование землей! Несколько раз пытался ввести
право первой ночи, но после того, как неизвестные, с замотанными
лицами, встретили его пьяного на заднем дворе, да отметелили от
души, пригрозив в следующий раз отрезать все полагающиеся мужчине
органы, от этой идеи отказался.
Но выбрать нового старосту, несмотря на все творящееся в
поселке, жители не могли. Этого старосту поставили «сверху» -
князек, на чьей земле мы жили. Говорили, что сестра старосты была
замужем за двоюродным братом этого самого князька. Так это или нет,
никто достоверно не знал. Но и выступать открыто против старосты
отчаянных не было. Так и жили…
Жинка его была ему под стать – самоуверенная, чванливая,
задиристая. Могла запросто у мясника выбрать лучший кусок из
сегодняшнего забоя, не утруждая себя оплатой. Или стребовать лучший
отрез ткани, распихав очередь на ярмарке. Или обругать соседку, не
вовремя выглянувшую из калитки. Да мало ли! Только связываться с
ней тоже никто не рисковал.
Все это пронеслось в голове за секунду. В душе всколыхнулось
раздражение, что в воспоминаниях о причине визитов этой гадины не
было ни намека.
Но быстро прошло.
Потому что в следующий миг и эта информация до меня
«добралась»…
История «пронеслась» кинофильмом с душераздирающим, но крайне
банальным сюжетом.
Когда Руська, как звали жену старосты за глаза – в лицо все же
величали Русиной, явилась впервые, Софьюшка опешила. Раньше
вздорная баба ее в лучшем случае не замечала, в худшем же
демонстративно морщилась и отворачивалась, словно от девушки несло
чем-то из серии органических удобрений. Впрочем, открыто травить
Софьюшку все же не решалась – аукнуться могло не столько от
девушки, сколько от жителей деревни, которые целительницу очень
ценили. Мало ли обидится, осерчает, да сбежит в соседний город,
оставив насиженное, но неприветливое место. А что потом? Снова
ползать по болотам в поисках мало-мальски знакомых травок, да
колотить деревянные макентоши? Этого люди боялись намного больше,
чем гнева старосты. В конце концов, количество старост намного
превышало количество таких ценных специалистов, как Софьюшка.