Павел, не снимая рабочей одежды, сунул пропуск и ключ от дома в карман и пошёл в общежитие. Рядом же, десять минут до дома. На звонок Ира не открыла, ушла, наверное, в магазин за продуктами. Ключ в двери не проворачивался. Павел не мог понять: сломался он, что ли? Может, пацаны в коридоре общежития баловались, спичек в замочную скважину натолкали? Присел на корточки, заглянул – нет, ничего не торчит, но и не просвечивает, как должно быть. Изнутри закрыто? Постучал в дверь ещё раз, прислушался – какой-то шум. Стул, что ли, упал? Воры? Пятый этаж, не спрыгнут. Павел стоял и не знал, что делать. Милицию вызывать? Так это долго будет, телефонный аппарат только возле магазина на углу улицы, и мелочи в карманах «робы» нет. Или к соседям постучать? Нет, на работе же все, день на дворе. Какая дурацкая ситуация… Уйти, дать им возможность понять, что гости постучались да ушли, и самим бы пора отчаливать? Что там брать у них, господи? Кастрюли да трюмо с поплывшей по бокам амальгамой зеркала.
Петров спустился по лестнице вниз (лифт, как обычно в этом муравейнике, не работал), сел на лавку возле подъезда. Через несколько минут из него вышел здоровый мужик с густыми чёрными бровями и усами. Волосатые руки венчали огромные, как кувалда, кулаки. Петров узнал в нем рубщика мяса с местного рынка «Маячок», куда они с Ириной ходили иногда за парной свининой, и кивнул ему, мол, «здрасьте!». Но тот прошёл мимо, не отвечая.
Подождав ещё минут десять на лавке, Петров понял, что никто больше не выйдет, и решил снова подняться в квартиру, чтобы ломать дверь. Нет там никаких воров, почудилось, конечно же. Замок, наверное, заело, а что остаётся? Придёт Ирина из магазина, открыть не сможет, будет возле двери с сумками сидеть, ждать его с работы. Павел с силой толкнул деревянную дверь плечом, та не поддалась. Наверное, ботинком надо стукнуть ниже замка. Петров только хотел сменить диспозицию, как дверь открылась сама.
– Ну что ты колотишься, Павлуша? Я слышу, слышу! – Ирина стояла в проходе счастливая, улыбающаяся, с красными щеками, в узком халате на трёх пуговицах, в промежутках между которыми просвечивало белое упитанное тело. – А ты чего средь бела дня? Заболел? Или пораньше отпустили? Праздник, что ли, какой?
6
В мастерскую он забрал только сумку с одеждой и бабушкину перину. На ночь раскатывал её, днём убирал. Вдруг ещё раз придёт за картинами его муза? А он бездомный спит на полу, как собака. Хотя директор уже другой, что ей здесь делать? Других художников найдут для своих богатых домов. И спросить о ней не у кого. Но вдруг? Может они там второй или третий этаж достроили, или друзьям на подарки. Если картины пришлись ко двору, то может ещё прийти, не проблема же пропуск выписать, как Семибратову.