Марина Цветаева. Нетленный дух. Корсиканский жасмин. Легенды. Факты. Документы - страница 30

Шрифт
Интервал



Редкая фотография: Марина Цветаева и Константин Родзевич. 1923 год.


В одной из дневниковых записей Марины, обращенных к Константину Родзевичу, после очередной встречи с любимым, который не принимал и не понимал ее творчества, (что само по себе удивительно для истинного чувства, и настораживает сразу!! – автор.) появляется характерная, обреченная строка: «Ты просишь дома».

Цветаева всегда очень точна в употреблении слов. Просишь, не «предлагаешь» дом, не – «зовешь», не – «приглашаешь».. Именно – «просишь». За этим глаголом в настоящем времени, употребленном любимым человеком, Марина, всеми струнами обожженной – обнаженной своей поэтической души, ощутила многое, и главное, – то, что разящей сутью своею и оттолкнуло ее от любимого. Она снова была опорой отношений.

Как и в своем браке. Очаровав ее поначалу страстною нежностью, чувственностью, показавшимся, быть может, ей признанием в ней вечно упрятанной вглубь, скрытой, но тем не менее, потрясающе пленительной женственности, – качестве, что было ей присуще в полной мире, – (тому огромное количество свидетельств современников даже в последние труднейшие ее годы!), Родзевич вскоре эту самую женственность, раскрывшуюся перед ним подлинность, суть, потребность души Марины, изо всех сил стремившейся к нему, – своею, казалось бы, обыкновенною «просьбою о доме» легкомысленно, мимоходом, не думая, просто – стер.. Он так и не дал ей быть пленительно, если так можно сказать, «сильно – слабой». Не позволил стать ее истинной Сутью. Просто Женщиной до конца. А это было то, чего ей всегда не хватало.

Родзевич предпочел быть слабым сам. Выбрал ту роль, от которой Марина за всю свою жизнь уже немного устала. Ей вполне хватало одного такого «слабого» рядом – непрактичного, болезненного, романтичного, привязчивого, безумно ревнивого Сергея Эфрона, с вечными его прожектами изучать теорию кино, создавать собственный журнал, играть в театре студии. Она любила его без меры и прощала ему все слабости, но.. быть может, копилось в уголках души недоумение, боль, усталость, разочарование.. Копилось и прорвалось.. В финале романа с К. Родзевичем, а позднее, и в расколе семьи в тридцатые годы? Но так думаем мы.. Так, возможно, думала и ощущала внутри себя – самое себя Марина…

«Дом на песке». (Продолжение.) Страдания стареющего версальца. Письма Сергея Эфрона