Марина Цветаева. Нетленный дух. Корсиканский жасмин. Легенды. Факты. Документы - страница 39

Марина с Муром. Медонский лес. Фотография Николая Гронского.

Николай Павлович Гронский. Дважды студент Сорбонны, бакалавр юриспруденции и филолог, печатающий иногда критические литературные заметки в газете» Последние новости», где редактором был его отец, Павел Петрович Гронский, до октябрьского вихря – крупный общественный деятель от партии кадетов, юрист и философ.

Выросший в интеллигентной, стародворянской семье, безупречно воспитанный юноша, с творческою, артистической жилкою, ибо целые увесистые, тяжелой бумаги, шнурованные тетради, исписывалась им – стихами, которые показывал редко кому, разве что – матери, Нине Николаевне, талантливому скульптору, женщине страстной, бурно увлекающийся, полной вечных замыслов, идей, озарений… Да позже еще – ей, Марине, но она была к стихам его, по – державински тяжеловесным, и вообще, попыткам творить, – безмерно строга.

Что говорила Марина ему при встречах, долгих, медонских, медовых, закатных и утренних, свежих от росы, за чашкою кофе, так и осталось неизвестным, а строки писем – скупы и касаются только каких – то деловых вопросов,: гонораров, устройства рукописей, перепечатки их, в частности, той же» Федры» с которой «безжалостно запоздала»! или поэмы «Перекоп» -, снятия дома в Савойе на лето, купания кошки, обросшей блохами, визита трубочиста, ключей консьержки, сломанной коляски Мура, засоренной раковины… Таких милых и беспомощных мелочей, из которых складывался трудный Быт Цветаевой, почти невозможное по высоте Духа ее – Бытие, с перепачканными сажей и копотью от кастрюль руками.

Лишь в двух посланиях к Николаю Гронскому, которого Марина неизменно величает по отчеству, то ли – намеренно взрослит, то ли – осторожничает, видя его чрезмерно рыцарскую к ней почтительность, говорится о стихах. Я приведу здесь эти строки почти полностью и комментарий мой к ним будет осторожен, «ибо много тайн меж словами», у Поэтов – особенно. Итак: