– Товарищ капитан государственной безопасности, раз уж Вас
интересует мое мнение, так скажу... – Кривоносый вдруг замолчал на
мгновение, отвлёкся от начальства, посмотрел на меня с ухмылкой, а
потом снова переключился на начальника Школы.
Хотя, между прочим, Шармазанашвили ни слова не говорил, будто
кому-то есть дело до мнения Молодечного. Это было даже как-то
странно. Будто в башке у моего инструктора по борьбе все время шел
свой диалог, который слышал только он. Как в дурке, честное
слово.
Но вот директора Школы такое внезапное вступление ни капли не
удивило. Наоборот, он внимательно уставился на Молодечного. Видимо,
до моего появления, здесь в разгаре был процесс активного
обсуждения нашей с дедом персоны.
– Если бы Реутов напал исподтишка на Цыганкова, уж поверьте, мы
бы несомненно наблюдали следы этого нападения. Это я Вам говорю,
как человек, занимающийся с Реутовым борьбой. Парень он способный.
Не даст соврать товарищ Шипко. При испытательном поединке Реутов
смог положить на лопатки меня. Неважно, насколько это было
правильно с точки зрения приемов. Он и без отличного знания техники
может обойтись. Поэтому…мне кажется, тут все очевидно.
Я в тихом офигевании уставился на Молодечного. И дело было вовсе
не в том, что он за меня вроде как заступился. Хотя, врать не буду,
тоже момент удивительный. Не ожидал от него поддержи. Просто
впервые за несколько недель пребывания в Школе я услышал от
Кривоносого столько много слов одновременно. Обычно это – два или
три предложения. Он крайне молчалив даже на тренировках. Рявкнет,
что нужно исправить, и все, отходит к другому курсанту. А тут –
целая речь.
– Что? Что очевидно? –
Вскинулся Цыганков.
Я так понимаю, несмотря на то,
что Молодечный в Школе значится в первую очередь преподавателем,
Витюша не считал его кем-то более значимым, чем он сам. Типа, с
капитаном госбезопасности спорить – себе дороже, а обычный сержант
– вполне сойдёт.
– Если бы Реутов напал на
товарища Цыганкова, то товарищ Цыганков сейчас находился бы не
здесь, а в санчасти. – Не глядя на Витюшу, отчеканил Молодечный,
который продолжал демонстративно общаться только с
Шармазанашвили.
От такого хамства и
возмутительного пренебрежения Витюшино лицо перекосило
окончательно. У него вот-вот могла пойти пена изо рта. От
бешенства, само собой.