Господин военлет (Листок на воде) - страница 29

Шрифт
Интервал


         Лисицкий, семеня ножками в гусарских ботиках, бежит к князю. Следом – Рапота. Они наклоняются, трогают тело, затем выпрямляются. Идут ко мне. На лицо корнета противно смотреть.

         – Прямо в переносицу! – губы у него дрожат. – Сзади – полголовы вырвало… Господи! Что я скажу его превосходительству, родителям?

         У князя есть родители? Ну да, это мы сироты.

         – Ваша очередь, корнет! Берите винтовку! Думаю, трех патронов нам хватит.

         В его глазах ужас, лицо пепельное.

         – Господин прапорщик! Послушайте… Я не одобряю вчерашнее поведение князя, так ему и сказал. Но мы друзья, он попросил… Долг чести… Если вас устроят мои извинения…

         – Меня – вполне, но что скажет поручик?

         Корнет умоляюще смотрит на Сергея. Тот напускает на себя важность, мгновение (очень долгое мгновение!) думает, затем нехотя кивает. Ну, Серж, ну, лицедей!

         – Благодарю вас прапорщик! И вас поручик!

         – Позаботьтесь о теле!

         – Да-да, конечно.

         Отдаю винтовку. Мы с Сергеем выходим на дорогу. По пути он сует мне пистолет. Возвращаю.

         – Подарок!

         – У меня в отряде «Маузер»…

         Ладно. Пригодится…

         У госпиталя нас встречает толпа. Сестры милосердия, санитары, даже врачи. С первого взгляда понятно, кого ждут. Быстро здесь разносятся вести! Выходим из пролетки, идем, как сквозь строй. Нас обшаривают взглядами. Почему-то смотрят на мое левое плечо. Погон! Пытаюсь приладить его на ходу – попусту. Ну и пусть!

         На крыльце сам коллежский асессор. 

         – Живы! Не ранены?

         – Никак нет! – это Сергей.

         – А князь?

         Сергей размашисто крестится. По толпе словно шорох прошел – повторяют.

         – Корнет?

         – Попросил извинения.

         – Слава Богу! – бормочет Розенфельд. – Слава Богу!.. Господа, прошу ко мне!

         По скрипучим деревянным ступенькам подымаемся на второй этаж. В кабинете Розенфельд усаживает нас на стулья, сам остается стоять.

         – Господа, у меня нет слов… Примите извинения за поведение моей дочери!

         Сергей делает протестующий жест, но Розенфельд словно не замечает.

         – Ей не следовало принимать ухаживания штабс-ротмистра, тем более, соглашаться на прогулку с ним. Из-за нее погиб человек, еще двое, даже трое, будут иметь неприятности!