Спешить Сан Санычу за линию фронта было незачем. Там его
ждали допрос и суд – скорый и неправый. Немец, не достроивший линию
укрепления, которую фашисты прошли, как нож сквозь масло,
великолепно подходил на роль шпиона и предателя. Я не удержался и
спросил: почему он воюет за СССР? Почему не перешел на сторону
немцев? Его бы приняли с распростертыми объятиями. Сан Саныч
обиделся:
–
Молодой человек, я давал присягу! Фон Зейдлицы всегда ей верны, –
он помолчал и добавил: – Наверное, дело в крови. У русских царей ко
времени Николая II в жилах текла
сплошь немецкая кровь. У фон Зейдлицев – наоборот: все женились
исключительно на русских. Так что я Самохин – по происхождению и
убеждениям. Фашисты топчут мою землю, убивают моих соплеменников, я
не могу стоять в стороне, – он помолчал и добавил: – А вы, сержант,
ничего не расскажете?
Я
растерялся. Чего он хочет?
–
Мне надоел человек, изображающий потерю памяти! Сержанты,
призванные из запаса, так не воюют. Кто вы на самом деле?
Я
застегнул воротничок гимнастерки.
–
Старший лейтенант Российской армии Петров! Вячеслав
Анатольевич…
–
Какой армии? – удивился он.
–
Российской, товарищ полковник!..
***
Бам! Бам!.. Земля вздрагивает от разрывов, с перекрытия
блиндажа сыплется земля. Взрывной волной сорвало брезентовый
занавес входа, внутрь вливается серый рассвет.
–
Артподготовка! – Сергей не замечает, что кричит. – Наступление!
Застегиваю ремень с подсумками, снимаю со стены «маузер».
–
Погоди! – останавливает он. – В блиндаже безопаснее.
–
Мне надо в печку!
–
Зачем?
–
Оттуда лучше целиться!
–
Тебя накроют первым же снарядом!
–
Они бьют по траншеям, печки им не интересны.
Миша смотрит недоверчиво.
– Я
буду стрелять в офицеров! Из траншеи неудобно!
Он
отступает. Выбегаю наружу и, петляя, мчусь к бывшей деревне.
Петлять глупо: пушки стреляют по площадям, а не отдельным фигурам,
но инстинкт не переломить. Уф, вот мы и дома! Глиняный свод русской
печки – плохая защита от снарядов, откровенно говоря, совсем
никакая, но на душе спокойней. Как ребенку, говорящему: «Я в
домике!»
Достаю бинокль. Наши транши затянуты дымом, время от времени
взрывы поднимают в воздух тонны земли. Все реже и реже –
артподготовка стихает. Постепенно рассеивается и дым. Передний край
не узнать: воронки, разметанное проволочное заграждение. В траншеях
появляются серые папахи – Говоров поднял людей. Не похоже, чтоб
число их сильно убавилось. В траншеях полного профиля, блиндажах и
«лисьих норах» гибнут только от прямого попадания – то есть
редко.