– Вон как, ну давай, чего уж проще.
Еврейке эта нацистка помощь не предложит. В этот миг я словно прозрела. “Довольно театра! – сказала я себе. – Никогда в жизни больше не стану разыгрывать фальшивую драму!”
Несколько дней спустя, проходя по Александерплац, я увидела: Хидде не врал. Его палатка была закрыта. В окне красовалось большое объявление: “Ввиду нехватки запчастей моя мастерская закрыта до окончательной победы”. Формулировка явно издевательская: люди останавливались, ухмылялись, веселились.
В следующий раз, проходя мимо, я уже не увидела объявления. На секунду задержалась возле палатки, нерешительно огляделась. Какой-то прохожий сказал:
– Удивляетесь, куда девалось объявление? К нему нагрянули партийцы, заставили убрать. Он, мол, над Германией насмехается.
– Ах, – сказала я, – такого я даже представить себе не могу.
В октябре 1941 года Грету депортировали в Лицманштадт. Так нацисты именовали польский город Лодзь. Я получила от нее одну-единственную весточку. Дело в том, что я дважды послала ей десять марок. По тогдашним моим обстоятельствам – целое состояние. И в первый раз пришло собственноручно подписанное ею подтверждение, что она деньги получила. После этого больше ни строчки. Уже поползли слухи, что почта до таких адресатов не доходит.
Со своей стороны тетушка Грета решила оставить все свое имущество мне. На Пренцлауэр-штрассе она сохранила целую коллекцию чудесных вещиц из давней России, доставшихся ей по наследству, прежде всего фарфор и бокалы. Я, разумеется, никогда их больше не увидела.
Начальник цеха Шёнфельд не зря предупреждал, что меня снова отправят на принудительные работы. Несколько раз мне удавалось получить больничный на десять-четырнадцать дней. Но вскоре с биржи труда приходили новые повестки.
Первую я просто проигнорировала. Невероятная наглость по отношению к властям, рассчитывавшим на покорный страх всех граждан перед законом. Потом пришла вторая открытка, на сей раз с пометкой “Повторное уведомление”. С ней я пошла на биржу и сказала:
– Как странно! Здесь написано: “Повторное уведомление”. А первого я вообще не получала.
Послали меня в прядильную мастерскую, маленькое предприятие с так называемым еврейским участком. А до того назначили осмотр гинеколога, невесть почему. Пожилой врач, независимо практикующий на Вюлишштрассе, вызвал всех нас, женщин и девушек, на одно и то же время, так что пришлось часами торчать в очереди. Там я встретила семнадцатилетних близняшек Ханнелору и Роземари Херцфельд, с которыми была шапочно знакома. На два года моложе меня, обе держались робко и уважительно, воспринимая меня как тетушку. Даже книксен сделали.