– Теперь мы определим лучшую работу.
Традиция этой школы. Учителя называют лучшего на уроке и
показывают его работу, чтобы в остальных проснулся соревновательный
дух. Моему отцу она нравится, матери не очень.
– Неожиданно победителем становится, – не знаю чего тут
неожиданного, я с начала года лучший, – Элизабет Фэйриан.
Ну как я и гово… ЧЕ?!
Её работу вывесили на доске. Я присмотрелся так внимательно как
мог. Идеальные круги. Превосходные фигуры. Никаких изъянов. Даже
старшеклассники не смогли бы лучше. Затем я перевел взгляд на
Элизабет.
Она смотрела куда-то в окно. Смотрела пристально, и машинально
писала карандашом на листочке.
Я дождался конца урока и подошёл. Наверное я хотел что-то
сказать. Не могу объяснить что именно. У меня почему-то не было
обиды за проигрыш. Я лишь хотел получше её узнать. Но меня
проигнорировали. Она видела что я хочу что-то сказать но просто
прошла мимо меня быстрым шагом. Ну…наверное торопится.
Настолько что оставила листочек на мольберте. Я посмотрел туда и
увидел архетип рисунка. Скулы, челюсть, наброски ушей. Это не
назвать портретом и даже зарисовкой. Просто наброски.
Мой взгляд перевелся на окно. Там, в соседнем крыле, в классе
сидел тот парень: Пауль Фэйриан.
– Видимо они привязаны сильнее чем хотят показывать, – сказал я
в полголоса.
От лица Пауля Фэйриана:
Я никогда не ходил в обычную школу. Свою память до «Серой двери»
я давно потерял. Такие обыденные вещи как семья, дом, друзья и
компьютерные игры были для меня бесконечно далеки. Как и школа.
Организация готовила детей по своему. Физические тренировки
составлялись экспертами чтобы выжать из наших тех максимум
потенциальна. Нас пичкали препаратам под условным названием S-18:
двенадцать процентов принявших его умирали сразу, ещё двадцать
кончали жизнь самоубийством из-за нестерпимых болей, восемнадцать
становились «овощами», тридцать зарабатывали другие всевозможные
патологии, и только оставшийся процент успешно усваивал его, и уже
отбросил понятия человечности.
Я бы мог сказать что нас делали машинами для убийств, но это
лишь полуправда. Нас делали идеальными агентами для выполнения
заданий: убийство, диверсия, слежка, внедрение, теракты и прочее
всевозможное.
Мы умели общаться с любым оружием, говорили на нескольких
языках, могли добыть электричество из подручных средств а в ближнем
бою нам не было равных. Единственное чего мы не умели – это жить
своей жизнью. У нас не было индивидуальности. Мы не умели ничего
сами, нам всегда нужен был приказ.