Хе-хе.. Похоже, мистеру Озборну, действительно придется
удалиться...
Стоп! “Мистеру Озборну”? “Сын”? “Гарри”?
Понимание пришло мгновенно. Захотелось со всей силой впечатать
себе ладонь в лоб. Мог бы сразу догадаться, что это сон.
Ведь нет никакого удивления. Как будто не происходит с тобой
событие бесконечно малой вероятности. Как будто неожиданно стать
героем комикса - это нормально. Отсутствие критического мышления -
явный признак того, что находишься во сне.
В самом деле, понимание того, что произошло, должно было
потрясти меня гораздо сильнее. В моем мозгу научного работника с
двенадцатилетним стажем должно было возникнуть тысяча и одно
правило, гласящее, что происходящее - невозможно. Не возникло.
Вместо этого, у меня в голове звучало что-то вроде: “Ну, стал ты
Гарри Озборном, ну и что?”.
Странно, но понимание того, что я сплю - не особенно-то
успокаивало. Может, все дело в том, что боль была вполне реальной,
и мышцы по всему телу содрогались от постоянных спазмов.
Блин. Что же мне такое вкололи, что я словил такой резкий
приход?
- Он в сознании? - голос Нормана Озборна доносился до меня,
словно сквозь вату.
- Диаграмма мозга показывает, что да, - без особого
удовольствия, ответил врач.
- Хорошо.
И все? Не будет заботливых отеческих объятий, не будет обещания,
что я обязательно выздоровею? Просто “хорошо”, и все?
Мда. Норман Озборн явно не претендует на премию “Отец Года”.
Думать совсем не получается. Мысль дробится на куски, и начав
размышлять над одним, я додумываю уже совсем другое. Надо бы
проснуться…
Память Гарри Озборна обрушилась на меня совершенно неожиданно.
Сознание забилось в агонии, пытаясь спрятаться от ошеломляющего
знания о том, что я - шестилетний мальчик, сын миллионера Нормана
Озборна - владельца Озкорп Индастрис - одной из крупнейших
промышленных корпораций в стране. Память не была фрагментирована, и
не было никакой возможности усвоить ее постепенно - водоворот
воспоминаний просто закружил меня, заставляя заплутать в мешанине
образов из не моего прошлого.
Должно быть, тело маленького Гарри (или… уже мое тело?) также
начало биться в конвульсиях, вслед за сознанием, ибо руку вдруг
обожгло болью, на грудь и плечи навалилась неимоверная тяжесть.
Сквозь вату, набитую в уши, пробивались крики персонала,
пытающегося меня успокоить, но я едва слышал их. Голос Нормана
среди них я так и не распознал.