– Ну, котик, чего ты грустишь? Поехали с нами…
– Да не грущу я, пошли на хер!
С доброй вестью явились две пресные тетки, долго трындевшие о гармонии, первичной радости и ритмах вселенной. Они предлагали Ярику идти за ними по пути познания и обретения в лучах истинной веры.
– Идите в жопу, – сказал Ярик, и тетки ушли.
Раз в два-три дня его навещал Тимур. Обычно он садился в кресло подальше от кровати, произносил монологи, вроде такого:
– Любуюсь знакомым мерином. Понимаешь, что такое мерин? МЕРИН! И никаких проблем! МЕРИН! И твоя жизнь навсегда уравновешена. Никаких гормонов – ни в молодости, ни в предзакатном возрасте, ни психологических травм, ни ревности, ни страданий. Мимо проходят абсолютно голые лошадки и в тебе ничего не шевелится. Никаких таких либидо, никаких переживаний… Среди лошадей нет такого явления, как застарелый педофилизм, нет би-, гомо- и асексуальности. Не встречаются воинственные формы антисексуальности. Их это не волнует. Глядя на красавца-мерина, я думаю, чему я не мерин, чему не летаю. Весьма эстетически ладным выглядит этот черт на четырех ногах. Во всяком случае, привлекательнее, чем черт на двух. И пахнет натуральным. Будь я молодой женщиной, в «расцвете», страдал бы по невозможному, недостижимому, непережитому… Тема неисчерпаемая…
Под монологи Тимура Ярослав засыпал. Иногда ему снился отец. Ему снилось, как когда-то в детстве отец брал его с собой на катер в инспекционные рейды. Во время одной такой поездки маленький Ярик вывалился за борт. Отец наклонился к нему, зло посмотрел и, прежде чем протянуть руку, сказал: «Хоть бы обувь снял. Кеды совсем новые…»
Он оброс теперь и совсем перестал мыться. Ему ничего не надо было, не было никаких желаний. В каморке стоял тяжелый дух.
Когда внизу послышалась стрельба, Ярик подумал, что его пришли убивать. «За что? За что?» – панически думал он, но под кровать не лез. Не потому что хотел умереть героем – кровать стояла низко и он с необъятным своим животом под ней бы не поместился. Можно было попытаться вылезти на крышу. Но это тоже было страшно. Можно было упасть и разбиться. Так он лежал, слушая душераздирающие крики снизу и размеренные выстрелы. Кого-то там методично добивали. А на улице под стеной ржали лошади. Лошадей было жалко. Но в них вроде бы не стреляли.