— Может нестись начнешь? — заметила я, предусмотрительно
перекладывая нарезанный хлеб подальше от окна.
Пеструха дернула гребешком и отчетливо сказала «ха». Пошел уже
седьмой месяц, а она все не неслась. Была бы хоть мясная порода, а
тут ни яиц и мяса как с кузнечика.
— ...смотри, — в сотый раз предупредила я. — В курах какой толк?
Первое — яйца нести. Второе — мясо. Что еще?
— Кудах! — возмущенно сообщила пеструха.
— Не нравится? Тогда двор охраняй, интересная какая, —
проворчала я, все же с симпатией посматривая на характерную
пеструху. — Зачем тебя кормить, если ты свои обязанности не
выполняешь? Делай хоть что-то!
Нарезав хлеб, я накрыла его полотенцем и взяла котелок, щедро
ссыпала туда крупу на кашу — побольше. Не съедим мы, так поклюют
курицы опять же, им полезно... Подумав о курицах, вспомнила о
хорьке. Запах его почувствовала несколько дней назад, а если ходит,
значит может всех передушить. Еще одна проблема.
— Ты дай петуху догнать хоть себя, — вслух сказала. — Побудь
счастливой, пока голову не скрутили. А то раз — и жизнь пройдет.
Думаешь, сколько за тобой будут петухи бегать?
Птица лупнула на меня вопросительно.
— Недолго! Они все молоденьких любят, — безжалостно сообщила я,
чиркая кремнем. — Мы, кстати, тоже. Я тебе не дам помереть от
старости, так и знай. Нам кушать надо.
Огонь разгорелся, нагревая прохладный воздух. Летом готовить
надо было либо поутру, либо вечером, а если днем — спечься от жары
можно.
Я помолчала, глядя на язычок пламени, страстно лижущий
солому.
«У меня самой какое предназначение? Или... уже все? Родила,
теперь только доживать, внуков ждать?»
Мысль казалась горьковатой, тупиковой. Нахмурившись, я
взгромоздила тяжелый котелок на подставку, намеренно меняя
заунывную мелодию тоски на деловитую рациональность. Все это чушь
по предназначениям! Скажи про жизнь плачущим тоном — и хоть
помирай. Скажи бодро — и ничего так, можно жить.
«А что впереди? А ничего, дни, восходы и закаты! За матерью
ходить. Сына бы не упустить, выпустить хорошим Волком... Хорька
надо бы поймать. Огурцы, опять же... Раз, два, вот и осень, там
мясо запасти бы... Дел полно! А потом зима, снег будет летать
красиво».
Краем уха услышала, как пеструха упорхнула с окна.
Рикон вернулся, когда каша уже почти сварилась, а я уже
раздумывала — то ли подавать голос в Стаю, то ли идти по следу,
сколько бы он там не петлял. Первое решение было стыдным — и Рикон
точно взбесится, что его кличут на всю Стаю; а второе — не
быстрым.