– Чего, это, табак у тебя какой сладкий, – сказал охотник. – Дай-ка щепоть.
Он взял у Степана турецкий табак, нюхнул, деловито произнес:
– Не, не крепкий. С махрой надо смешать.
– Набей и мне, – попросил я Степана и протянул генеральскую трубку.
– Тебе, барин, с махрой или чистый табак?
– Давай с махоркой.
Я затянулся едким дымом. Точно, как будто ежа проглотил. Меня чуть не вывернуло от кашля.
– Аль не курил ни разу, барин? – усмехнулся Федор.
– Нет, – еле смог выговорить я.
– Осторожней с этой дрянью…
Он не договорил. Вой послышался снаружи, совсем рядом, протяжный, тоскливый, угрожающий. Ему ответил такой же, с другой стороны. Еще и еще голоса вливались в эту страшную песню.
– Она? – хмуро спросил Степан у Федора.
– Она, – невесело согласился охотник. – Марфа – тварь.
– Расскажите, что за Марфа? – потребовал я. Мне было страшно. На лицах моих товарищей я тоже видел страх.
– Это он ее так прозвал, – Степан кивнул в сторону охотника. – Любовь его давнишняя.
– Ну, что ты треплешь, – сплюнул Федор. – Дело было годков семь назад. Волки в нашем лесу объявились, да овечек стали резать. Тогда мы с мужиками сделали облаву, да барин помог с собаками. Волков постреляли. Все наладилось. А я ходил как-то по лесу, капканы проверял, да набрел на волчье логово. Волчицы не было – одни щенки. Ну, я, как водится, их и перебил. А через день, утром вышел во двор – ахнул. Все утки, все куры… Собаку нашел свою с горлом перекушенным.
Взял я ружжо и пошел в лес. Ох, дня три мы плутали. То я по ее следу, то она по моему. Подкараулю. Вот она – сволочь серая. Только ствол наведу, – эта, как чует, – шмыг в кусты. Потом пропала. Зимой пришла со стаей. Опять собрал я мужиков с собаками – и в лес. Целый день гонялись. Пару серых разбойников подстрелили. Вечером вернулись в деревню, а волки там уже побывали. В двух дворах коров зарезали. Тогда-то я эту Марфу приметил. До чего умная, сволочь. Когда чувствует, что ее загоняют, заставляет кого-нибудь из стаи на охотников бросаться, а сама уходит. Летом пропадает, а зимой вновь появляется. Однажды меня подкараулила у самой дороги. Как, сволочь, учуяла, что у меня заряды для ружжа кончились – понять не могу. Видать ей черт-брат. Я как белка на сосну вскарабкался. Цельную ночь прокуковал. Сидел, обнявши ствол, дрожал от страха и холода, а волки все прыгали, стараясь меня достать, зубами клацали, подвывали. Ох и натерпелся я тогда… Хорошо, утром обоз фуражный шел с охраной. Солдатики спугнули стаю, да меня с сосны сняли еле живого, водки залили в горло, да до дому подвезли.