Я приоткрыл тяжелую дубовую створку. Папенька сидел за столом, точно так, же, как у себя в кабинете, в Петербурге. Вокруг стопки бумаг, перья, чернильницы. Он поднял глаза, увидел меня и резко встал.
– Слава богу! Куда ты пропал?
– Разве Зигфрид Карлович тебе не доложил?
– Доложил. На охоту, говорит, ушел. Ночью тебя нет. Я уже хотел всех на поиски поднять. Зигфрид успокоил, сказал, что ты со Степаном ушел и с каким-то бывалым охотником, который лес, как свою хату знает.
– Так и есть.
– Ну, и как охота? – Немного успокоился отец.
Я пожал плечами:
– Медведя-шатуна завалили.
– Медведя? – глаза у отца округлились от удивления – Шутишь?
– Нет, – просто ответил я, как будто медведя убить – обычное дело.
– А шкура где?
– Федор потом принесет.
– Какой Федор?
– Березкин, охотник здешний.
– А где же вы ночевали?
– В лесу. Да ты не беспокойся. Там у Федора сторожка есть.
Отец быстро подошел, взял меня за плечи и заглянул в лицо.
– Что-то я тебя совсем не узнаю. Случилось что?
– Да что со мной могло случиться? – через силу улыбнулся я. – Живой. Руки – вот. Ноги – целы. Устал немного.
–Ты как будто повзрослел сразу лет на пять. Нет, не внешне… Голос другой и манера речи совсем не мальчишеская.
– Папенька, это я, Александр, – натянуто рассмеялся. – Ну, о чем ты?
– Ох и ароматы от тебя идут, – усмехнулся отец и вновь сел за бумаги. – Костром пахнет, табаком… Курил что ли?
– Один раз затянуться попробовал. Думал, горло сгорит.
– Ну, да, ладно. Ступай, отдохни. Охотник.
Я взялся за ручку двери.
– Постой, – отец вновь внимательно оглядел меня. – Зигфрид сказал, что ты взял дорогое ружье. Обратно поставил?
– Нет. Я его отдал Федору, – честно признался я.
Отец не сразу понял, что я сказал.
– Как? Почему? Отдал попользоваться?
– Нет. Совсем отдал.
– Объясни, – потребовал родитель. – Ты знаешь, что оно делалось под заказ и стоит очень дорого.
– У Федора сломался затвор на старом ружье. Я ему отдал туляка. Он охотник и должен иметь исправное.
– Но, постой. Разве нельзя ему было дать какое-нибудь другое, попроще?
– Послушайте, папенька, – я подошел ближе. – Это ружье несколько лет пылилось в оружейной. Из него ни разу не стреляли. Поставь я его в шкаф, оно бы еще пылилось до скончания века. Ни я, ни вы, никто другой охоту не жалует. Федор же не просто развлекается – это его ремесло. Мало того, он деревню охраняет. Вот нынче медведь-шатун по лесу шлялся. А если бы к людям вышел? Беды не миновать. Завтра волки в окрестности объявятся, а мужики все на дальней делянке лес валят. Вся надежда на Федора, а у него хорошего ружья нет.