Как же, не скажет она!
Добро б хоть пять минут помолчала...
-- Дядь Друц... так ты
меня в науку возьмешь? Я послушной буду! И болтать -- ни-ни!
Ну вот, приехали,
опять за рыбу деньги! Ничего дура-девка и не сообразила! Нет,
конечно, соблазн велик. Такой случай упускать -- грех. Только...
согласишься, значит, самое время когти рвать. Ссыльные-то у всех на
виду, не спрячешься. Стоит ли на риск идти? Доживешь в этой глуши
оставшиеся год-два, напоследок выплеснешься без остатка -- и
загнешься по-тихому. А так еще и дуру эту с собой потянешь. Жалко
все-таки -- и себя, и ее.
Жалко... а все равно
свербит там, внутри, прямо спасу нет!
Искусительница!..
С веснушками.
-- За обучение тоже
кара положена. Ты-то, по малолетству, да на первый раз, может, от
острога отвертишься, а вот я...
-- Так што ж это
выходит? Ежели мажьего семени -- то и ворюга обязательно? Или там
душегубец? А добрых колдунов не бывает? Настоящих?!
Ты смеялся долго и
плохо.
Совсем плохо.
-- Может, и бывает.
Слыхал краем уха: кто ворожбой цветы выращивает, кто тараканов
выводит. Но живьем не видел.
Еще бы видеть! Когда
испокон веку, от самого Аввакума-Гонителя, за глотку берут, аки
хулителя веры; когда внизу приговора, пурпуром по белизне, печать
епархиального или, упаси свят-фарт, синодального обер-старца:
"Ныне, присно и до окончания срока, аминь!"; когда крепких
огольцов, нечувствительных к "эфирному воздействию", с младых
ногтей забирают к "Варварам", на псов облавных натаскивать;
когда...
-- Нет, Акулина, не
видел.
-- Почему?
-- Поймают, хоть на
цветочках, хоть на тараканах -- заметут. Хочешь в острог, добрая ты
моя?
-- Не хочу. Только не
всех ведь ловят... Кто там дознаваться станет, чему ты меня учишь,
ежели я ни воровать, ни порчу наводить не стану? Как
проведают?!
Акулька победно
воззрилась на тебя.
Уела, мол.
Ну репей, сущий репей!
А ведь не такая уж и дура девка, оказывается...
-- Да ты же сама через
день и растрезвонишь! Язык ведь у тебя -- что помело, -- ты
вспомнил слова Ермолай Прокофьича.
Акулька прикусила
"помело" и потупилась.