Кустов
протянул мне листочек бумаги.
— Вот,
возьми, я и адрес записал и фамилию.
— А твой
знакомый не врет? — с надеждой поинтересовался я. — Или жена ему
втюхивает, чтобы измену простил?
Олег только
плечами пожал. Врет ли неверная жена своему мужу, чтобы избежать
взбучки, нет ли, а информацию проверять надо. И он правильно
сделал, сообщив о звонке в дежурную часть. Но, скорее всего, звонок
окажется пустышкой — история казалась не очень-то реальной. Гулящая
бабенка не знала, что бы этакое соврать мужу, чтобы тот ее пожалел,
вот и придумала. А в башку не взяла, что у супруга может оказаться
знакомый в милиции.
— Если
трупа там нет, то с тебя причитается за ложный вызов, — хмыкнул я.
Подумав, добавил: — Купишь мне эскимо на палочке. А ты потом с
приятеля его стоимость стребуешь.
Олег
возражать не стал.
Спустился
вниз как раз в тот момент, когда к крыльцу тихонько подкрадывалась
дежурная машина. Не иначе, «Боря сорок кэмэ» за рулём. Когда
подъезжали к нужному дому, подумал, если всё нормально, Олегу я сам
проставлюсь. Куплю ему эскимо на палочке. Всё-таки лучше иметь
ложный вызов, чем глухую мокруху.
Позвонил в
нужную квартиру и по обретенной еще в той жизни привычке сразу
сместился в сторону от дверей. Бережёного бог бережёт. Запоздало
подумал, что не хорошо это: на труп в одиночку выезжать, даже в
такое постное советское время.
На
удивление, звонок работал.
— Хтоу там?
— донеслось из-за двери.
— Милиция,
открываем, — строго сказал я.
— Милиция?
А х... надо?
С этими
словами дверь открылась, а на пороге я увидел хозяина квартиры.
М-да... Я и сам не очень-то маленький, но тут дядька, метра под
два, косая сажень в плечах. Небрит с неделю, в трусах и в грязной
майке.
Дядька
здоровый, но на убийцу он никак не походил. Я вытащил свое
служебное удостоверение, раскрыл его, показал. Вообще-то
демонстрация удостоверения была лишней. В 1977 году было достаточно
того, что ты облачён в форму блюстителя порядка. Обычно вопросов не
возникало. Это потом наступит тотальное недоверие, и кстати, вполне
обоснованно.
А пока
передо мной покачивался здоровенный амбал, пребывающий, судя по
всему, в таком тяжелом похмелье, что не мог сфокусировать свой взор
ни на мне, ни на моем документе. А посему он сделал совершенно
правильный вывод — поверил мне на слово.