Более чем странно. «Мадам посол» смотрела на него чуть насмешливо, но с сочувствием. Неужели она излечилась от сердечного недуга? Дело чести доказать ей обратное!
– Один поцелуй. – У Меттерниха не было иного способа высечь искру. Но губы женщины остались холодны, как атласные лепестки искусственной розы.
– Так мои письма?
– Никогда не поверю, что ты приехала только за ними, – с досадой бросил Клеменс. – Проделать такой путь ради кучки бумаги!
Долли смотрела на него. Ее старый любовник был готов признать, что она сорвется с места, переплывет пролив, будет несколько суток гнать лошадей ради него. Но ради компрометирующих ее посланий любовно-дипломатического свойства… Нет, никогда! «Надо ему подыграть. Этот человек поскользнется только на собственном тщеславии».
– Положим, что не только ради них.
Глаза Клеменса победно блеснули. Как все-таки мужчины предсказуемы! Ей даже стало жаль его. Да и вправду ли она оставалась такой равнодушной? Можно ли не ответить, когда тебя так страстно, так очевидно хотят? Когда тебе так рады?
Годами Дарья Христофоровна не получала от мужа и тени подобного взгляда. Да и не считала возможным получить. Она ведь немолода, ей не пристало. Пора уже облачиться в чепец и накинуть на плечи уютную шаль – одну из тех кашемировых диковинок, которые были так модны в дни ее юности? Нет, дама все еще завивается, шнуруется и танцует. А ей за сорок! Неприлично.
«Я, по крайней мере, не строю из себя молодуху, – сказала Долли. – И рублю дерево по себе. Мое дерево». Эта мысль ее позабавила: несмотря на политические невзгоды, расхождения держав и свои дерзости в адрес австрийского канцлера, она все еще считала его «своим деревом». Как жаль, что сближение держав мимолетно!
– Долли, ты еще помнишь меня? – Клеменс сжал косточки ее корсета так, что они захрустели на спине. – Помнишь нас?
Чтобы вспомнить, от корсета придется избавиться. Или нет? С его опытом он умел быстро ослабить шнуровку и выпустить птицу на волю. Весна, пора открыть клетку.
Они быстро перебежали от лип под защиту колючей стены Лабиринта. В ее нарочно выстриженных нишах возвышались садовые скульптуры. Их давно не очищали от молодых побегов, и кое-где ветки уже охватили склоненные головы античных героев и торсы богинь.
– Я хотела бы остаться здесь мраморной нимфой, – прошептала как бы про себя княгиня, будто и не рассчитывая на тонкий слух спутника.