Они уехали на две недели на юг, и я решил, что и мне пора.
Я выбрал своим пунктом назначения столицу. Почти десять часов между Выборгом и
Москвой — я решил, что этого мне хватит, чтобы отдалиться от новой семьи Димы.
Я позвонил ему и сказал о своем решении, когда оставалось три дня до его
возвращения.
—
Я не тот, кто будет тебя отговаривать, но это так странно и внезапно. Ты
не мог дождаться, когда мы поговорим с глазу на глаз?
—
У меня появилось хорошее предложение. — Я соврал ему впервые за много
лет. — И я бы хотел приступить как можно раньше. Вдруг они передумают.
На самом деле, я знал, что с глазу на глаз я не смогу
поговорить с братом. Теперь рядом или за его спиной всегда будет Юля. Я не
смогу посмотреть в глаза брата и солгать ему в лицо о причине отъезда. Пока что
нет, пока я не отрепетирую эту ложь.
Его тяжелый вздох донесся до меня с другой стороны.
—
Ладно, поступай, как знаешь. Может, мы навестим тебя как-нибудь в большом
городе.
—
Конечно, я же не на Камчатку уезжаю. — Я пытался звучать обнадеживающе. Я
первым нажал на кнопку закончить вызов. Я выдохнул. Это был больше выдох
облегчения, чем тяжести. Я знал, что мне еще осталось сделать до отъезда.
Дом наших родителей не мог похвалиться впечатляющим
возрастом как некоторые дома в Выборге. Он и не был в самом городе. Папа купил
этот дом в год, когда погибла Аня. Мы успели отдохнуть в нем как на даче целый
июнь до той злополучной поездки в Волгоград.
Выстроенный из яркого бруса, дом мог похвастаться не только
четырьмя спальнями и двумя ванными комнатами, но и обширным садом, беседкой,
пристройкой, служившей кладовкой, и баней. Годы не оставили на доме ни
отпечатка ни снаружи, ни внутри (Дима и я заботились о его сохранности из года
в год.) И все же, внимательный гость, зайдя внутрь, мог бы уловить дуновение
пустоты, которая поселилась здесь в день, когда погибла наша сестра.
Чувствительный гость, закрывая входную дверь, тотчас бы ощутил себя запертым внутри
вакуума. Там, на улице молчала зима, здесь внутри не было времен года. Я помню,
как ясный день, когда осознал нового хозяина в доме, пустоту. Мне было
двенадцать. Я вернулся домой из школы. Проходя из коридора в гостиную, я задел
рюкзаком эмалированную фигурку русалки на столе. Она с грохотом ударилась о
пол, развалившись на две половинки. Русалка лишилась своего хвоста. Я замер,
сидя на корточках на полу, ожидая услышать крик мамы или папы. Никто не пришел,
никто ничего не спросил. Не это поразило меня тогда, а грохот от падения
статуэтки. Он не разнесся эхом по комнатам. Звук тотчас исчез. Я сидел на
коленках на полу и с удивлением всматривался в знакомые стены.