Однако в кинозале, куда на утренний сеанс, кроме меня, старого
дурака, пришло ещё человек десять, идея смотреть фильм, сразу
разонравилась. И вообще, когда замелькали первые кадры рекламных
роликов, появилось неумолимое желание бежать, куда глаза глядят. Я
даже принюхался, подумав - мало ли пожар? Но кроме запаха попкорна,
который с шумом грызла парочка студентов на заднем ряду, мой нос
больше ничего не учуял. Вот только ощущение опасности с каждой
секундой нарастало, и через минуту сердце стало бешено
колотиться!
– Нужно бежать, – пробормотал я себе под нос и попытался встать
с кресла.
Но ноги вдруг онемели, резко похолодели и абсолютно перестали
слушаться. Руки повисли словно плети, а в глазах всё так же
продолжало мелькать какое-то расплывчатое изображение на экране.
«Если я умираю, то где кадры с лучшими моментами моей жизни?» –
подумал я, вспомнив фильм Калатозова «Летят журавли», когда главный
герой сражённый пулей видит свадьбу со своей любимой женщиной.
– Это обман! – попытался безуспешно закричать я. – Так умирать
нельзя! Это не по правилам! Так и знал, что бесплатный билет бывает
только в мышеловку.
И вдруг экран кинотеатра сам приблизился к моему лицу на
расстояние вытянутой руки, а за его плоскостью появился молодой
человек. И этот странный парень напомнил меня в молодости:
подбородок волевой, волосы чёрные, глаза карие, брови широкие,
телосложение спортивное. Когда-то я был неплохим спортсменом, это
сейчас меня разнесло вширь. А ещё нос у незнакомца оказался моим
собственным. Мне этот орган обоняния ещё в школе, когда я занимался
боксом, так отрихтовали, что он перестал расти и чем-то стал похож
на меленький плоский клювик, который, в принципе, внешность не
портил. Наверное, поэтому у незнакомца на пухленьких губах играла
белоснежная и беззаботная улыбка.
«Эх, где мои двадцать с лишним лет», – подумал я и протянул
руку, чтобы коснуться своей молодой копии. Однако далее произошла
ещё одна странность. Пальцы руки неожиданно нащупали холодную
бетонную поверхность стены, экран моментально испарился, оставив
взамен кусок старого пошарпанного зеркала, через которое я всё так
же видел своё молодое изображение.
– Яныч, ты чё, перепил? – вдруг окликнул меня чей-то незнакомый
мужской голос.
Вообще-то, меня зовут Ян, так как родители при рождении проявили
креатив. Простой Андрейка или Сашка их почему-то не устроил. Из-за
чего как только моё имя не склоняли во дворе, в школе, в
университете и на работе: и Янычем звали, и Янчиком, и Янцом, и
даже Янусеком, и лишь в редких случаях просто Ян или Ян
Игоревич.