– Потому что манекен заграничный со специальным ароматизатором,
мать твою, – выругался я. – Проклятые буржуи уверяли, что будет
пахнуть лавандой, а от него несёт как от какого-то алкаша. Давай,
отец, поступим так: я сейчас напишу заявление на имя директора
товарища Киселёва, что манекен прибыл из Лондона с неуставным
запахом, а ты подпишешь и подтвердишь это дело.
Услышав, что надо что-то подписать охранник ещё сильнее
перепугался, наверное, вспомнив сталинские исправительно-трудовые
лагеря, вспотел, пробормотал что-то бессвязное себе под нос и
заявил:
– Нет уж, паря. Я тебе сейчас ключи дам, но подписывать ничего
не стану. Давай сделаем вид, что мы друг друга не видели, что мы
незнакомые. Как будто ты в павильоне с вечера остался. Доски там
эти прикручивать. Договорились?
– А может, всё-таки бумагу напишем, а то как-то …
– Нет! – отмахнулся дедушка от меня как от чумы. – И не проси!
Вот тебе ключ, уйди, Христа ради.
– А с другой стороны, мы всё равно его с крыши сбросим, какая
разница как от него пахнет. Правильно? – подмигнул я товарищу
охраннику. – Но такую халатность я допускаю в последний раз!
Я погрозил дедушке пальцем и потащил тело актёра комедийного
жанра Сергея Филиппова на съёмочную площадку, сразу же в гримёрку
на мягкую кушетку.
***
Утром следующего дня в среду 20-го мая, перед тем как
скомандовать: «камера, мотор», главный режиссёр Леонид Быков созвал
небольшое совещание в узком кругу. Он отозвал в сторону оператора
Сергея Иванова, меня и директора кинокартины Иосифа Шурухта. Вопрос
на повестке дня стоял такой: «снимать или не снимать?». Дело в том,
что актёр Филиппов, отлежавшись ночью в гримёрке, в принципе был в
приемлемой форме, но выпив утром чаю, снова немного окосел. А по
замыслу режиссёра он должен был перед сценой в директорском
кабинете ходить из угла в угол, словно разъярённый лев. Однако в
реальности уверенно передвигаться по площадке Сергей Николаевич был
не в состоянии. И вообще было неясно сможет ли он под светом жарких
осветительных приборов отыграть два или более дубля, не развезёт ли
его на такой жаре ещё сильнее.
– Что скажете товарищи? – посмотрел на нас главный режиссёр.
– У меня в кассете плёнки максимум на полтора дубля, – задумчиво
произнёс оператор Василич. – И осталась последняя катушка для
кинопробы с главной героиней. А на худсовете, поверьте моему опыту,
главную героиню будут обсуждать посильнее, чем нашего Филиппова. Чё
его, ёкас накось, обсуждать-то? Филиппов - это имя, афиша, публика
и касса.