Дрожащие пальцы только с третьей попытки чиркнули колесиком
зажигалки. Андрей закурил, прикрывая ладонью пламя. Нужно было
успокоиться, взять себя в руки, не дать сорваться. Или будет
нарушение режима, четвертый параграф, вонючие нары, изоляторы и
снова ЛИМБ. Он уже видел таких, слетевших с катушек и загремевших
на второй круг.
Сигарета дотлела, обожгла пальцы и полетела на рельсы.
Он поправил рюкзак и пошел к вокзалу.
— Добрый день.
Двое в одинаковой форме подкараулили его в конце
перрона. У правого на лице застыла смертельная скука,
а левый всё время «подмигивал» нервно дергающимся веком.
— Ваши документы, пожалуйста.
Рука, не слушаясь, нырнула во внутренний карман.
— Вот.
Справка об освобождении, напечатанная на серой бумаге,
перекочевала в руки левого. Пока он вчитывался
в закорючки, правый пялился на Андрея. В глазах
полицейского стояла плохо прикрытая злость.
— Психот? — левый, наконец, оторвал взгляд
от бумажки.
— Что? — Андрей не сразу сообразил, — А, да.
Так точно.
Правый дернул рукой, словно собирался достать пистолет
из кобуры на боку. Андрею вдруг стало легко
и свободно. Захотелось броситься на него и зубами
рвать этого «глухого». Пусть стреляет. Пусть! Лучше сдохнуть,
но показать этим сволочам...
— Пройдемте, гражданин Вереск.
— Зачем?
— Пробьем вас по компьютеру. На справке печать
смазана.
Веко левого перестало дергаться. Во взгляде сквозила
холодная казенщина и скука.
— Хорошо, если надо, — запал Андрея стух так же
быстро, как и появился. Главное, не дать себя
спровоцировать. Не для того он ехал сюда, чтобы пропасть
на первом же посту.
Вокзал повернулся боком, открывая входы в нутро служебных
помещений. Узкий темный коридор за дверью с табличкой
«Опорный пункт. Полиция» почудился кишкой.
«Прямой кишкой», — уточнил сам для себя Андрей, — «Это
очередная задница, дружок», — и добавил, —
«Перманентная».
На затылок рухнул тяжелый удар, и бетонный пол
милостиво принял Андрея в пыльные объятья. Град пинков
и тумаков посыпался на жертву. Ботинок, дубинка, дубинка,
снова ботинок. Он сжался, подтянул ноги к животу
и закрыл голову руками. Краем глаза успел заметить — бьёт
его правый, а второй, с ненавистью во взгляде, стоит
и смотрит. Скучно смотрит, как на льва-людоеда,
оказавшегося на проверку полевой мышью.
Андрею показалось, что из далекой глубины на него
смотрит Захаров. Качает головой и шепчет о том, как глупо
сдохнуть сразу после выхода на свободу.