Он грустно улыбнулся. Скривился, как от зубной боли. Светка
поняла это по-своему. Положила вилку и, сложив руки на груди,
откинулась на спинку стула.
— Ну да, у меня кое-кто есть. И что?
— Ничего.
Андрей пожал плечами. Ему вдруг сделалось противно. Над
переносицей, посреди лба, как будто просверлили дыру, куда задувал
холодный сквозняк.
— Тогда подай заявление сама.
— Это всё, что ты скажешь?
— А надо? Что-то изменится?
— Нет.
Светка чуть обиженно поджала губы.
— На твою квартиру не претендую. А машину я заберу. На неё мои
родители...
— Забирай.
Он отвернулся к окну. Закурил, нарушая уговор не дымить на
кухне. Светка ушла в комнату и долго чем-то гремела и хлопала
дверцами шкафа. Андрей молча пялился на листья за стеклом,
стряхивал пепел в кофейную чашечку и ни о чем не думал. Было гадко,
противно и очень себя жалко. Впрочем, последнее чувство он изо всех
сил гнал от себя. Поздно. Надо собраться, дать пинка и начать всё
заново.
— Закрой за мной, — крикнула от входной Светка.
Два чемодана уже стояли в прихожей.
— Остальное потом заберу.
— Давай помогу.
Пока он тащил багаж и запихивал в машину, Светка молчала. И
старалась не встречаться с Андреем взглядом. Но перед тем как сесть
за руль, жалобно посмотрела на него.
— Прости. Я больше не могу с тобой. Ты изменился. Я не понимаю
тебя. Прости.
Светка потянулась к нему, коснулась. Андрей дернул плечом,
сбрасывая её руку.
— Не за что извиняться.
Не желая продолжать разговор, он развернулся и, не прощаясь,
пошел домой.
Развод что-то сдвинул в нём. Как под тёмной, напитанной влагой,
землёй пришло в движение брошенное зерно. Незаметно внешне Андрей
менялся, превращаясь в иное существо. Отношения на работе
разваливались — он появившимся чутьем знал, когда человек лжёт,
таит злобу, гадит исподтишка. Ходить туда стало невыносимо. Он
возвращался вечерами домой, и квартира впивалась в него стальными
зубами: всё напоминало Светку, а соседи бесили одним своим
присутствием за стеной. Бывшую жену он видел несколько раз в городе
с мужчиной старше неё лет на десять. От чего настроение портилось
ещё больше.
Внезапной отдушиной и единственным человеком, с которым Андрей
был откровенен до конца, стала Светкина мама. Марья Алексеевна,
которую он ни разу не называл тещей. Она звонила, интересовалась
делами, заходила на чай, принося с собой то котлеты в пластиковом
лотке, то банку с борщом. Андрей рассказал ей всё, а Марья
Алексеевна поверила. Пройдет несколько лет, будет и радость Времени
Чудес и кошмар бунтующей пси-массы, гнилые доски в камере и первые
ожоги блокатора. И как вспышка молнии, мама Марья, приехавшая к
Андрею в ЛИМБ. Как она выбила свидание? Маленькие, чуть
зачерствевшие пирожки, разломанные пополам при досмотре, покажутся
Андрею манной небесной. Четыре блина с творогом, свернутые
трубочкой как он любит, она заставит съесть прямо в комнате
встречи. Она будет плакать и жалеть Андрея. А он будет врать, что
всё нормально и можно жить. Оба будут притворяться, что верят в эту
ложь… Марья Алексеевна не доживёт до возвращения Андрея, и ему в
ЛИМБ придет единственное письмо от Светки с горькой новостью. Но
это будет потом.