– Не мешай мне лечить тебя, София! – настойчиво сказал врач и подошёл ко мне. – Так нужно!
Я поймала его взгляд, и он мне не понравился. Какой-то нездоровый блеск в его глазах заставил меня насторожиться. Уже утро, персонал после ночной смены вялый и раздражённый, как и я, а этот мужчина подозрительно бодр. А ещё у него на ногах были модные, дорогие туфли. Разве удобно в такой обуви дежурить? Он как будто и не врач вовсе...
– Я не хочу укол! – жёстко ответила я и попыталась встать со стула.
– София!
Мужчина схватил меня за руку. За ту самую, больную, и я поняла, что точно что-то не так. Сонливость и усталость как рукой сняло.
Что происходит? Кто этот человек? Что он собрался мне вколоть?
*Бәбкәм – «Птенчик». Часто более конкретно «утенок» или «гусенок». В русском употребимее в качестве обращения «цыпленок». Но смысл тот же. Обращаются так чаще всего к детям.
Слава Аллаху, у Софии нет ни перелома, ни трещины – так сказал врач. Уже во второй раз я рад, что с ней ничего страшного не произошло. И оба раза я сам же и виноват в её бедах.
Я должен ненавидеть её, мне должно быть всё равно, что с девчонкой. Почему я такой мягкий с ней?
Мог бы сейчас спать, а не торчать в коридоре, подняв охрану на уши, которая тоже ни хрена выспалась. Но я, сука, здесь, молюсь за здоровье дочери врага, зная, что она вообще не сомкнула глаз ночью.
Ненавидел себя за свою слабость, и ничего не мог с собой поделать. Смириться бы с тем, что мне жалко Софию чисто по-человечески, но я отказывался признавать, что это самое человеческое снова зашевелилось во мне.
Мне было хорошо, когда я ничего не чувствовал, ни о чём не переживал, не беспокоился.
Только боль и ненависть, ненависть и боль.
Быть мёртвым и равнодушным ко всему было так прекрасно, что я уже позабыл, каково это – тревожиться за кого-то. Почему сейчас? Почему, блять, София?
Я должен желать всем Никитиным смерти и всех бед, а вместо этого сторожу бәбкәм как пёс, гипнотизируя дверь процедурной. Почему так долго? Снова беспокоюсь за Софию, и меня от этого трясёт.
– Помогите! – отчётливо доносится из кабинета её звонкий голос. – Данияр!
Сшибая с ног охранников, ломанувшихся в кабинет, я вваливаюсь в него первым. София забилась за больничную каталку, с другой стороны которой до неё пытался дотянуться доктор.