— А гроб, дон Алехандро? — спросил
Густаво.
— Гроб снаружи сделаем.
— Тогда все готово.
Вздохнув, я приказал позвать тех, кто
хочет проводить дона Леона в последний путь. Вызвались все, но
некоторые, как мне показалось, только потому, что побоялись
остаться без меня в убежище.
С помощью Шарика я настроил выход у
кладбища и заодно понял, почему ками так переживал о заполненности
энергией убежища: очень много поглощало открытие и удержание
портала. Поэтому закрыл я портал сразу, как прошел последний
человек.
Зачарование кладбища сохранилось,
поэтому последнее выглядело так, как будто за ним постоянно
ухаживают. Для семьи Бельмонте стоял аккуратный склеп, могилы же
вокруг принадлежали неудачливым соискателям и соискательницам рук
наследниц и наследников Бельмонте. В их оформлении использовалось
оружие, которым сражались погибшие, поэтому свою могилу я узнал
сразу: тележка не претерпела никаких изменений. Тоже, под,и
зачаровали сволочи. Подходить и читать, что там накарябали, желания
не возникло. У меня было куда более важное занятие: спилить
близлежащее дерево, создать из него подходящего вида гроб для дона
Леона и окончательно попрощаться с моим так называемым
учителем.
Дона Леона мы похоронили достойно.
Нет, я уверен, что имей он возможность выразить свое отношение,
начал бы возмущаться: и гроб из сырого дерева, и подушечка не того
фасона, и могильный камень не того материала, цвета и размера. А
главное — отвратительные соседи, которые имеют в своем распоряжении
целый склеп. Но увы, от кладбища самих Мурильо, по словам Шарика,
ничего не осталось, а хоронить дона Леона где попало — значит
отдавать его кости на поругание. Конечно, сангреларской живности
нужно сильно оголодать, чтобы польститься на такое, но рисковать я
не стал. Ничего не случится страшного, если Бельмонте выделят
крошечный кусочек земли на своем кладбище для последнего пристанища
главному врагу. Это будет даже справедливо.
Небольшая проблема вылезла с датами
жизни. Ни дня рождения, ни дня смерти никто не мог точно сказать,
поэтому я решил, что цифры тут вообще излишни ,после чего на
надгробном камне появилась скромная надпись:
Леон
Мурильо
Тот,
кто отомстил
Шарик еще настаивал, чтобы я украсил
камень какими-нибудь растительными мотивами, но тут уж я был резко
против. Минимализм — наше все, потому что теми рисунками, что я
могу изобразить, только оскорбить можно, а никак не польстить
памяти давно ушедшего чародея. В список моих достоинств
художественные таланты никогда не входили, мой максимум — ровный
круг или квадрат. Вот их я мог изобразить идеально, и даже прямая
линия у меня получалась без изгибов, но собрать все это во что-то
художественное… Увы, я под такое заточен не был.