Хотя палачу очень понравилось это представление. Он внимательно
следил за перепалкой, и украдкой точил свои ножи, размышляя о том,
кто первым попадет в его руки.
— Вот видите, — оскалился он, и прошелся мимо пятерых пленников,
останавливаясь возле каждого и заглядывая в глаза. — Пытки еще не
начались, а вы уже рассказываете что-то новое. Говорил же, сегодня
ночью вы будете говорить очень много! — он снова прошелся мимо
оперативников и замер около командира. — Так, кто хочет первый? —
он улыбнулся и указал тесаком на Константина. — Может ты? Или ты? —
указал он на барона.
— Можно я? — поднял руку лекарь.
— Так, а ты хочешь? Смотри, пока мой нож достаточно острый.
Потом он затупится, и ощущений от порезов будет куда больше! Ахаха!
— Кадалам подошел к другому оперативнику и провел по его груди
острием, оставив неглубокую царапину.
— Ну, можно я? Пожалуйста! Не люблю вот эти все очереди! —
продолжал тянуть руку вверх Михаил.
— Или ты… — у палача уже задергался глаз, но он все равно
пытался сохранить невозмутимый вид. Так что он подошел к другому
пленнику, и тот отвел взгляд. — Хочешь, чтобы я…
— Ты дебил? Или у тебя медицинского полиса нет, чтобы слух хотя
бы проверить? Как таких идиотов на работу берут? Но если ты глухой,
то почему не видишь, как я руку тяну? — возмутился Булатов, и
только сейчас палач посмотрел в его сторону.
— А разве ты не должен быть прикован к креслу? — удивился он, а
пленник сразу «ойкнул», и спрятал руку обратно в кандалы.
— Извини, забыл, что я закован. Больше не повторится, — кивнул
лекарь. — Ну, так что? Договорились? Начнем?
— Ты уже достал меня, — покачал головой Кадалам. — А знаешь, что
я делаю с такими надоедливыми, как ты? — он немного пришел в себя,
и потому на его лице появился хищный оскал. — Для таких, как ты, у
меня есть особый набор инструмента и специальный подход.
Он сбегал в подсобку и принес кожаный мешок, набитый
всевозможными приспособлениями, после чего вывалил всё это добро у
ног Михаила.
После чего пленные с ужасом наблюдали за работой извращенного
гения. Кадалам будто погрузился в транс, и орудовал сложными
инструментами, словно маэстро. Он наносил точечные раны жертве,
терзал её плоть, и заставлял испытывать невероятную боль, при этом
не замечая ни криков, ни стенаний, ни мольбы о пощаде. Правда,
криков и стенаний не было. Потому как Михаил сидел на стуле и
смотрел на палача, как на идиота.