— И чем? Тем, что я предложил женить
тебя на этой тощей и рыжей Ухтомской?
— Разумеется, нет. Вряд ли ты это
говорил всерьез. Да и я, как ты знаешь, вовсе не из охотников за
приданым. Но я не пойму, зачем нам это? Зачем помогать этим
запутавшимся тупицам? Чем это приблизит освобождение Польши?
Ян Карлович усмехнулся, потом налил
себе коньячку и медленно, смакуя вкус, выпил. И лишь затем тихо
произнес:
— Все просто. Российская Империя
сейчас слишком сильна, чтобы мы могли так вот запросто, подняв
восстание, рассчитывать на успех. Нет, племянник, нам нужна мощная
поддержка. Вот я и стараюсь дружить с англичанами. А у одного из их
лордов как раз есть деловые интересы в поставках леса из
того медвежьего угла. И в его интересах, чтобы у этих лопухов
ничего не менялось.
— А ты не боишься, что британцы
просто станут для нас новыми хозяевами? — спросил поручик, пытливо
глядя на дядю.
— Ну, разумеется, побаиваюсь! —
усмехнулся тот. — И именно поэтому Польше нужно, чтобы местные
«ревнители старины» были наподобие моего недавнего гостя, туповатые
и жадные, не способные даже простую операцию спланировать. Они
буквально толкают свою страну к бунту. А в случае бунта по всей
Империи, Польша сможет освободиться и без помощи иностранцев.
***
На обратной дороге сил на пешую
прогулку у Аристарха Лисичянского не осталось, поэтому он быстро
поймал извозчика и доехал к себе на Гороховую. Дома выпил для
укрепления сил пару стопок водочки, а потом засел за письмо
племяннику в Ригу. С кратким приказом «сидеть тихо и не
отсвечивать» и обещанием вскорости прислать денег. Кроме того,
уведомлял, что «обратился к известным им людям, и те обещали
возникшую проблему уладить не позднее, чем через пару-тройку
месяцев».
И сразу отослал по почте. Разумеется,
не самому проштрафившемуся племяннику, а его приятелю, у которого
тот нашел временный приют.
Из мемуаров
Воронцова-Американца
«...Даже прожив в этом времени
несколько лет, я не переставал удивляться, насколько патриархальные
тут нравы. И насколько здешние обитатели порой наивны. Аристарх
Лисичянский, бывший приятель Дмитрия Михайловича, отца моей Натали,
сказал всем, что не знает, где скрывается его впутавшийся в
криминал племянничек, и все ему поверили. Нет, не то, чтобы и
вправду поверили, само собой. Но вели себя так, будто „джентльменам
у нас верят“. Ага, может оно и так, но только не со мной! Я этому
хмыренышу мелкому покушения на мою Натали не простил, и прощать не
собирался. И потому, едва прибыв в Питер, тупо нанял частных
сыщиков, следить за его передвижениями и перепиской. Так что и
копия письма племяннику, и адрес приятеля, у которого тот
остановился, оказались у меня на руках уже часа через три после
того, как письмо было отправлено.