Компанию мне составил Барбатос. Он отлично скрывал свою ауру, и
ничтоо не выдавало в нем демона. На обед он предпочел тарелку с
нарезанным сыром и три бутылки вина.
— Что? У меня выдалась тяжелая неделя, — хмыкнул демон. — Я же
ничего не говорю про твою диету. Весь этот мужественный холестерин,
который закупорит тебе сосуды…
— Не смей трогать мое мясо! — в шутку рыкнул, краем глаза
заметив, как вздрогнуло несколько студентов за соседним столом.
Боязливые какие! — И вообще, мне еще в прошлой жизни вся эта
вещаемая по телевизору фигня достала. То яйца им не угодили, то
пальмовое масло, то сливочное… расскажи лучше, как провел
выходные?
— Никого не пожирал и не убивал, не переживай. — Он пил школьное
вино с таким страданием, что сразу захотелось раскулачить его. — Ну
и кислятина! Эльфы никогда не понимали толк в хорошем вине. Не
могли немецкого завести?
Слова демоны достигли чьих-то слишком чувствительных заостренных
ушей. И их не смогли оставить без внимания. К нам подошло несколько
эльфов, эмблемы на их одежде говорили о выпускном классе. Хм, а у
этого рожа знакомая… неужто отпрыск графа Моравского? Быстро же у
него синяки прошли.
Само собой, он тоже меня узнал и старался держаться позади,
заводила у них вообще иностранец, странный акцент выдавал его с
головой.
— Повтори, что ты сказал про наше вино! — обратился он к
Барбатосу. Демон игнорировал его с издевательской ухмылкой. — Кто
ты вообще такой? Не вижу у тебя ученического знака, и ты точно не
преподаватель! Охрана, у нас нарушитель!
— Он со мной. — Я решил не привлекать внимания к, мать его,
демону и привычно перевел стрелки на себя. — У тебя какие-то
проблемы?
— Нет-нет, господин орк, то есть преподаватель, у меня нет к вам
никаких претензий! — Он добавил несколько слов на французском,
которого я, само собой, не знал. — В отличие от него! Как он мог
произнести такое богохульство, что вонючие бородачи варят вино
лучше нас?
— Между прочим, он назвал тебя лысой обезьяной, — рассмеялся
Барбатос, упорно не глядя на эльфа, чем доводил его до белого
каления.
— Это правда? — грозно спросил я у Моравского. Тот фырнул и
быстро заговорил по польски, что-то там про курв и бобров.
— Разумеется, нет! Он лжет! — снова заговорил француз. — Как вы
можете верить какому-то ребенку, а не мне?