Высокий,
крупный, словно медведь, сильный! О, какой силой веяло от него! А глаза… О
Мадонна, его глаза! Они были черны как ночь, они пронзали меня насквозь! Ах,
его жгучий взгляд мгновенно вызвал мелкую ритмичную дрожь во всём моём бедном
теле! Ах.
О… Какой
мужчина… Именно мужчина, не юноша, нет. Зрелый мужчина в самом расцвете сил
стоял, подбоченясь, передо мною. Почему-то он напомнил мне того мужчину из
кафе, который пытался утешить меня после предательства негодяя Бартоломео. Ещё
первого Бартоломео, будем точны.
Но, конечно,
мужчина из кафе не шёл ни в какое сравнение с этим величественным синьором, ни
в какое. Только дрожь, которой отозвалось моё предательское тело, разве что она
роднила этих двух столь разных мужчин.
Я
покраснела, вспомнив вдруг, совершенно не к месту, свои давние бредовые
фантазии насчёт безымянного мужчины из кафе. И задрожала ещё больше! О,
Аннабелла! Видимо, ты всё же помешалась от испытаний, что столь щедро обрушила
на тебя игривая судьба твоя.
- Она, что,
ещё и припадочная? Почему она дёргается, как курица на заклании? – прервал мои
думы властный глубокий голос.
До меня не
вдруг дошёл оскорбительный смысл этих слов, так заворожена была я движением
чувственных, презрительно изогнутых губ. Это он про меня? Зачем? Как же…
Почему? И кто он такой, чёрт побери! Почему он вообще появился возле меня?!
Я стояла, не
находя слов, и лишь молча смотрела, как шевелятся налитые, твёрдые даже на вид,
губы.
Он говорил
ещё что-то, не менее оскорбительное. Что-то насчёт моих умственных
способностей, кажется. А я стояла, испуганно замерев, ну совсем как наша
монастырская дурочка Джемма, потеряв дар речи от неправдоподобности возникшей
непонятно как ситуации.
Наконец,
когда свита этого господина вдруг споро подхватила мой сундук, я отмерла.
- Как вы
смеете? – стараясь, чтобы мой голос звучал не очень жалко, вопросила я дюжих
слуг неизвестного синьора.
-
Предпочтёшь нести свои вещи сама? – язвительно молвил незнакомый синьор.
- Конечно,
нет, - растерянно отозвалась я, одновременно радуясь вернувшейся способности
говорить.
- Тогда
перестань строить из себя полоумную дурочку и будь добра проследовать в карету,
- бросил синьор, поворачиваясь на каблуках с тем, чтобы идти в сторону богатой
кареты с золотыми вензелями на дверцах.