А работы не переводилось. Ее могло бы быть и поменьше, если бы в городе и, увы, прямо по соседству не жила одна замечательная рыжеволосая шутница, семьдесят семь чертовых бабушек ей в печенку! И, словно этого было мало, Лисси нашла себе в помощники еще одного такого же «шутника». Теперь Слоувей шел каждый день на работу в состоянии неприятного ожидания, какую еще жалобу ему подадут жители города. Ожидание это скрашивалось предвкушением сюрприза, ведь Лисси и Дик никогда не повторялись и подходили к своим затеям с полной серьезностью и ответственностью.
Взять хотя бы «Дело оживших фонарей», когда город на несколько суток погрузился в темноту в самом прямом смысле этого слова. Фонарщик, которого с трудом выловили в пригородном трактире, заливаясь слезами, поведал, что больше не может зажигать фонари. На резонный вопрос, какого черта, он ответил шепотом и оглядываясь, что «не может больше запирать феечек в лампы». Кого? Каких, к шуту, феечек? Таких маленьких, хорошеньких, с крылышками. Он раньше не знал и не видел, а теперь разглядел. Они сидят там, внутри плафонов, и плачут. И умоляют фонарщика больше не запирать их в стеклянную ловушку. Что за?.. Сначала Слоувей был склонен винить в происшествии горячительное, к которому питал нежную любовь фонарщик. Но тот так божился и клялся, что детектив счел нужным произвести следственный эксперимент. И что? Действительно сидят там. Феечки. И показывают ему, детективу Слоувею, неприличный жест.
Короткий разговор с настоящими «феечками», то бишь Лисси и тщательно отводящим глаза Диком, имел положительный результат, но фонарщик с тех пор зажигает огонь, лишь пробормотав извинения перед каждым фонарем, что в итоге значительно растягивает срок включения вечернего освещения городских улиц.
А «Дело о пропадающих домах»? Здесь уже пахло практически уголовным преступлением государственного уровня.
Одним мартовским утром Слоувей еще даже не дошел до отделения полиции, когда его нагнал нисс Паркус, начальник магографа, и заявил, что здание магографа этим утром таинственным образом исчезло.
– Исчезло! Даже кирпичика не осталось! – восклицал нисс Паркус и дергал на своей голове последний седой клок волос. – А на этом месте пустырь и кошки горло дерут.
Слоувей чертыхнулся, изменил траекторию движения и пошел проверять. Действительно. Три серых и один рыжий кот. И никакого одноэтажного кирпичного здания бежевого цвета с потускневшей вывеской «Магограф». Слоувей знал, к кому обращаться, но он не успел пройти и ста ярдов, как его нагнал нисс Паркус с радостными криками: «Вернулось! Все на месте!» – и Слоувей с облегчением выдохнул. А на следующий день пропала цветочная лавка нисса Лагберта. Эта вернулась, не успел детектив даже дойти до места преступления.