Если бы Генрих д'Альбре не сказал
Броссару, кто это, шевалье ни за что бы не догадался, что
находящийся в комнате короля босоногий, загорелый и к тому же
вымазавшийся в вишне пострел и есть внук его обожаемой королевы и
потомок Людовика Святого. Меньше всего Генрих де Бурбон напоминал
принца, а большего всего — обычного крестьянского мальчишку. Когда
де Броссар видел, как этот принц крови бегал на перегонки с
маленькими простолюдинами, как он лазил по деревьям и вместе с
деревенской ребятней мял босыми ногами собранный виноград, а потом
со счастливой улыбкой принимал от зажиточных крестьян пару другую
медяков за работу, достойный дворянин готов был рвать на себе
волосы от отчаяния. Внука Маргариты он представлял себе иначе.
Напрасно шевалье пытался внушить королю Наваррскому, что с принцем
пора начать заниматься. Генрих д'Альбре полагал это
преждевременным, отмечая, что главным достоинством рыцаря и короля
должны быть смелость, здоровье, доброта и великодушие.
Конечно, маленький принц Беарнский
был крепок телом и добр душой. Конечно, он был смел, на спор
карабкаясь на скалы. Конечно, как и положено беарнцу, малыш
довольно бойко болтал по-испански и по латыни, пусть и с ужасающим
гасконским акцентом. Однако Броссар полагал, что этих качеств
недостаточно для будущего короля Наварры и французского принца
крови. Будь его воля, де Броссар запретил бы употребление местного
наречия при наваррском дворе, пригласил бы в товарищи принцу трех
или четырех маленьких дворян самого знатного происхождения и,
конечно, положил бы конец общению Генриха с крестьянами.
Увы, на все доводы Броссара король
Наваррский только улыбался, Жанна д'Альбре уверяла, будто «Анри еще
так мал», а маленький принц взахлеб рассказывал об играх с
деревенскими мальчишками, о холодных горных ручьях и веселье на
крестьянских свадьбах. Поговорить же с отцом принца Броссар как-то
не догадался. Да и то сказать, этот слабохарактерный и малодушный
субъект, прославленный только любовными утехами, да происхождением
от Людовика Святого не имел никакого влияния при Наваррском
королевском дворе.
Временами шевалье пробовал заняться
воспитанием юного Бурбона, не спрашивая ничьего согласия. Как
добрый дедушка он ласково сажал малыша на колени и под видом сказок
рассказывал ему о доблести наваррских или французских королей, о
великих деяниях и подвигах. Генрих де Бурбон слушал достойного
дворянина открыв рот, однако через полчаса после начала рассказа
неизменно сползал с коленей Броссара, чмокал его в щеку и уносился
прочь играть с мячом, трещоткой или деревенскими пострелами.
Впервые в жизни шевалье не знал, как быть. Какие только молитвы не
возносил он к Всевышнему, от души желая исправить манеры внука
Маргариты. Какие только аргументы не подыскивал, пытаясь
воздействовать на деда и мать принца. Все было напрасно. Чувствуя,
что может впасть в уныние от вида этого высокородного крестьянина,
де Броссар вторично отправился путешествовать.