Стоит мне только захотеть…
Напротив, именно сейчас, когда мои мысли прикованы к тебе – я танцую! Я танцую танго, сливаясь с музыкой, блестящими костюмами, воздухом … сливаясь с тобой…
Как гнусно быть собой! Жаль имидж мелоДамы,
Страдать до крови каждый понедельник
Ох, лавры Ламы!
На утро безТелесым взором войти в азм есьмь
И снизойти к себе – любимой-о-вчерашнем
Ох, я уж здесь!
Опять грести на встречу с Григорием, по батьке Бодхидхармой
И целовать цветы подаренные, вроде
Оправдываясь – карма!
Знать, что завидуют и не разубедить А, леший с ними!
Блудить, блуждать, хамить, цитатой семенить,
Имея силищу Гольфстрима!
Спасаясь, печь пирог из слез, тем самым добавляя
Реки слез апостолов от мелоДамы
Себя ль не исцеляя?!
Как славно быть собой во тьме кромешной и густой
И целовать всё то, что рядом оказалось
Собой – слепой…
* * *
Мой бог! Неужто этой страсти
Которой так обязан человек
Не станет?
Новизною властной её подавит странный век?!
Власть денег. Чем же это ново?!
Всё уже было, новизна – налёт.
Который много раз как берег мыло
Сменяя приземленностью полёт
Высокий стиль в опале. Что же грустно
Освистан орган чувственности. Для
Лишь быстротечного блаженства теперь нужно
Огонь, вода и небо и земля.
Нет времени, ни сил, нет даже места
Глядеть на волны взором рыбака
Нет, не мечтают больше стать невестой
Проклятый век. Печальная строка.
Родись звезда – никто и не заметит
Их мириады прикуют лишь взгляд
Зато они так ярко-ярко светят
Кому хотят и сколько захотят.
«… ключ ко всему – в цикличности и периодичности!
Чаще смотри на небо и истина откроется …»
… Он уснул на сердце у дракона, укрывшись перепончатым крылом.
О чем может думать человек, засыпая на сердце дракона?
Множество ночей он проводил в этом странном месте и в этом же положении. Но ни разу ему не приходилось спать сном спокойным и не обремененным видениями.
Раньше, когда сердце животного было так близко, что можно было и, не прикладывая ухо к телу, услышать биение звериного метронома. Человек просто содрогался в такт могучим толчкам рептилиевого органа.
Этот исполин не имел собственного имени и видимо был очень стар. Орфей даже подозревал, что эта особь была единственной и последней живой своего вида. Упоминания о встречах с драконами были слишком древними и относились скорее к эпосу, чем к свидетельствам очевидцев.