– Не могу и не хочу! – покачал головой мальчик.
– Но почему? – в отчаянии воскликнула Летиция.
– Потому что хочу стать солдатом! – последовал быстрый ответ.
– Хочешь стать солдатом? – на всякий случай переспросила Летиция, хотя и ожидала услышать нечто подобное.
– Да, мама!
– И с кем же ты собираешься воевать?
– С французами! – последовал быстрый ответ. – Я должен освободить от них Корсику!
– Освободить Корсику? – уставилась на сына в великом изумлении Летиция.
– Да! – кивнул тот. – То, что не удалось вам, сделаем мы!
Летиция промолчала. Да и что говорить? Все было ясно и без слов. Впрочем, иного и быть не могло.
С младых ногтей ее сын слушал рассказы рыбаков и пастухов, с которыми сталкивался на своих прогулках за городом.
Все они были истинными корсиканцами, свободными, независимыми и гордыми. О французском владычестве они и слышать не хотели. Их героем, их богом был Паоли. Только одному Паоли хотели они повиноваться, и мальчик с первых дней общения с ними слышал неистовые проклятия на головы французов.
Внесли свою лепту в дело «патриотического» воспитания Наполеоне и Николо Паравичини с женой, рассказывавшие племяннику трогательные истории о героях-патриотах, которые ради свободы шли на смерть как на праздник. Эти в высшей степени романтические рассказы падали на хорошо удобренную почву, и в результате они получили то, что получили.
Накладывали свой отпечаток и повествования о вендетте, уносившей из жизни целые семейства. И мальчик не мог не видеть той жажды кровавой мести, которая блистала в глазах рассказчиков. Все эти рассказы могли вести только к тому, что Наполеоне начинал относиться к запретам (вендетта была официально запрещена) как к чему-то такому, что можно было обойти.
В детской маленьких Буонапарте было всегда очень оживленно. Мать, желая предоставить им больше свободы движения, отдала им большую комнату. Но играли они в разные игры. И если Жозеф и Люсьен рисовали на стенах человечков, шумели и прыгали, то Наполеоне выказывал особую любовь ко всему, что было связанно с армией и войной.
Опоясавшись деревянной саблей, с бумажным шлемом на голове, он начинал бить в барабан, а когда сестрыупрашивали его прекратить шум, он начинал гонять их по дому. При этом он не скупился на удары и шлепки.
Особенно доставалось мягкому по характеру Жозефу, и не случайно возмутителя спокойствия стали называть дома «Смутьяном».