Вот что за существо? Понимает, что ему влетит по самое не
балуйся и все равно делает. Одно слово – бес.
А затем настала пора прощаться. Если Григория я еще мог взять на
аудиенцию к воеводе, спрятав в портсигаре, то лесной черт там был
бы лишним. Я собрал все рубежные манатки, включая лунное серебро. И
опять расстроился из-за отсутствия тетради.
Вот интересно, что там ожидал такое увидеть Врановой? Ведь он
так и сказал: «Не узнал». Будто боялся, что артефакт может мне
что-то сообщить.
Про устройство тетради я давно уже понял. Это своего рода
дневник хиста. То есть, оставлять записи здесь могут все, кто
обладал моим промыслом. Включая тех, кто был до старухи.
И прочитать ты записи тоже мог. Но лишь в свое время. Как я
понял, все было вполне закономерно. К примеру, расписал я биографию
Большака и быт лесных чертей на третьем рубце. Так и мой
последователь сможет это прочитать только достигнув нужного уровня.
Интересно, что же за весточку оставила мне старуха и когда я о ней
узнаю? Нынешний левел к никаким сверхъестественным открытиям не
привел. Правда, для этого требовалось тетрадь еще и вернуть.
Еще было ясно, что таскать в рюкзаке артефакты занятие не очень
перспективное. Нужно все-таки создать это самое «слово». К тому же,
про форму заклинания мне Инга рассказала. Осталось дело за малым –
придумать название. Килиманджаро, трансгендер, тремпель? Нет, надо
что-то поистине уникальное. В общем, я пока так и не придумал, под
каким соусом создать заклинание. Поэтому решил действовать по
старинке. Закинул рюкзак на плечи и выскочил на улицу.
Вид Зверя ввергал в уныние. Проклятый вурдалак все-таки
умудрился помять капот, багажник и левую сторону. Нет, на ходовке
это не отразилось. Однако у меня проснулось нечто вроде совести.
Прости, Антоха, мы все пролюбили.
Хотя Зверь – это еще полбеды. Вот кто выглядел откровенно
хреново – так леший. Я невольно вздрогнул, вспомнив вчерашнее
посещение лесного хозяина.
Вышел батюшко не то, что не сразу, а когда я уже рассчитывал
уезжать. И теперь действительно выглядел дряхлым старцем. Лицо
изменилось, волосы поседели, на спине будто горб наметился. И не
шел он, а шаркал ногами, почти не поднимая их. Более того, даже к
гостинцу не притронулся.
– Что ж это вы, батюшко, – растерялся я.
– Нельзя с рубежниками не в своих владениях связываться.