Она думает, что ведет по ним взглядом, но он недвижим, замер в одной точке.
Человек в красном плаще.
Гигант.
Гребень шлема отбрасывает тень на стене.
Оживший Антоний.
С глазами Долабеллы.
Цезариона поймали и казнили.
И старшего сына Антония тоже.
Все остальные дети уехали вечером.
Уплыли на корабле, чтобы пройти в золотых цепях в Триумфальной колонне.
А потом нырнуть, окунуться в римскую жизнь в доме Цезаря.
Вырасти там.
И найти свою судьбу.
Глава 12. Октавиан Август
Ему было очень смешно.
Нет, конечно, на его бесстрастном лице и тень не промелькнула, но внутренне он хохотал, видя как она, такая же бесстрастная внешне, трясется от злости.
За полвека они научились понимать друг друга без слов, видеть насквозь, предугадывать не глядя.
Уж и не посчитать, сколько дней он смеялся, глядя, как она пытается убить Бога.
Его, то есть. Разве он не был Богом?
Он, при котором люди рождались, создавали семьи, рожали детей и умирали.
А он по-прежнему правил Миром, и казалось, будто он вечен.
У нее были свои планы.
«У нее всегда были свои планы», – мрачновато усмехнулся он, глядя, как она с самой заботливой улыбкой придвигает ему очередное блюдо.
Он тоже улыбнулся ей.
Заботливо и понимающе.
«Пожалуй, сегодня только воды и сырых яиц, дорогая», – будто впервые повторил он уже многократно звучавшую фразу.
Она покорно кивнула, махнув рукой рабу, а он пошел вдоль пруда, рассеянно проводя рукой по листьям деревьев.
Пальцы привычно ощупали свежую фигу, он с удовольствием вдохнул ее аромат и отправил в рот, на секунду прикрыв от удовольствия глаза.
А когда открыл, прямо на него, высоко подняв голову, торжествующе смотрела его жена.
Ливия Августа.
И в этот момент он понял все.
Успел улыбнуться: смазать фиги ядом, его любимые фиги, мимо которых он не мог пройти, и продолжать комедию с завтраками – чертовски остроумно.
Она тоже успела ему улыбнуться.
Улыбнуться до того, как Октавиан Август, Цезарь, Принцепс Сената, Консул, Триумвир, Триумфатор, etc, опустился на теплые мраморные плитки дворика.
Еще раз улыбнулся ей и закрыл глаза.
Море билось в скалы, соленые брызги бросались в лицо.
Толстяк Агриппа бежал, смешно путаясь в тоге и кричал: «Цезарь убит!!!»
Он кричал даже тогда, когда Октавиан схватил его за руки, бил по щекам, стараясь привести в чувство!
Кричали все!
Стоящие у Аполлонии легионы, уже готовые выступить через неделю в Парфию, за утерянными Орлами Красса, взорвались!