Полыхают мечети, пехота франков врывается в дома.
Женский визг, тащат за волосы, намотав на кулак, окровавленный меч дергается в руке, ища добычу.
Сарацины желтым пятном сгрудились на пятачке.
Ощетинились копьями, скалятся бешеными глазами.
С хрустом врубается в толпу Епископ, взлетает меч.
Рубит топором Танкред, Готфрид давно отбросил расколотый щит и вращает меч, ухватившись за рукоять обеими руками!
Пленных не будет.
Во славу Господа, какие пленные.
Солнце катится за холмы багровым шаром.
Резня.
По булыжникам текут потоки крови.
Зарево пожаров.
Шар заходящего солнца.
Епископ въезжает в Храм.
Конь недоверчиво ступает вперед, копыта по бабки в крови.
Епископ спрыгивает с седла.
В кровь.
Кровь везде – на полу, выше щиколоток, на стенах.
Епископ поднимает глаза и смотрит в узенькое окно, на заходящее солнце.
Красный плащ липнет к кольчуге.
Красный от крови, и крест давно затерялся, и нет уже белой ткани.
Рыцари тяжело опускаются на колени.
В кровь.
Царапают пол мечи, красные плащи тяжело давят плечи.
Нет больше ничего белого в Воинстве Христовом, только красное.
Епископ вздымает вверх ладони в латных перчатках.
Последний луч солнца вспыхивает на золотой графской короне Раймонда.
Танкред с ненавистью смотрит на Готфрида.
Сотни голосов сливаются в хор.
Латынь звучит вновь, спустя века после ухода римлян.
Мертвый язык.
Мертвые лица.
Мертвые тела.
Готфрид Бульонский складывает ладони на перекрестье меча.
Запекшиеся губы шепчут слова молитвы.
Во славу Господню!
Иерусалим горит, и пехота франков рыщет волками по улицах.
В красных от крови плащах.
Глава 17. Битва при Креси
Ему хотелось плавно опустить забрало.
Двумя пальцами.
Заело.
Чандос хлопнул по шлему, щиток упал, и весь мир сузился до узкой прорези для глаз.
Его Высочество Эдуард, принц Уэльский, будущий Черный Принц, стоял, утопая по щиколотку в грязи, и смотрел, как приближается Смерть.
Англия жгла.
Пылали деревни и горели замки.
Ветер равнодушно болтал висящих на деревьях босоногих крестьян и кастелянов, отказавшихся опустить подъемные мосты крепостей.
Рев угоняемой скотины, полыхающие соломенные крыши домов.
Англия жгла и убивала с методичной жестокостью, и пламя плясало в холодных глазах Эдуарда Третьего.
Люди бежали с насиженных мест, возы перегораживали тракт, английские латники возникали из ниоткуда, вышвыривали добро на дорогу и рылись в нем, даже не удосужившись добить бывших хозяев.