Прошли миллионы лет, ветры и дожди стачивали безымянные горы,
скрывавшие золотую руду, размалывали ее, уносили в бесчисленных
ручейках, водопадах, реках, потоках грязи в долины между
горами.
Скалы постепенно остывали, вода дольше задерживалась на
поверхности перед испарением, она застаивалась в долинах, образуя
озера размером с внутренние моря.
В эти моря втекали потоки воды с золотых гор, они несли с собой
крошечные частицы желтого металла, он вместе с зернами песка и
гравия оседал на дне озер, создавая сплошной слой. Затем озера
высыхали, земля проходила через циклы оледенений. Каждый раз
растаявший лед вызывал потоки воды, размывающие древние золотые
поля и разносившее золотые крупинки по руслам рек и ручьев. Пока не
пришел человек, чтобы взять это золото. Из диких мест.
Но суровая сибирская земля отдает свои сокровища неохотно, ее
приходится упрашивать, а золото — вырывать.
Копают металл артелями, выручку делят поровну. Коль и прильнет
будто бы сам собой к руке самородочек иль откроется «гнездо» — бери
меня, кто первый увидал! — оно лучше будет с ними не баловать.
Чревато.
Артель тверда товариществом и сама в сто глаз смотрит, чтобы
дела вершились без изъяна. Теперь что-то не слыхать таких дел, а
вот в старое время бывало, что блудливого артельщика товарищи своим
таежным судом и «пришьют», то есть зарежут, попросту говоря.
Против артели и родной отец не заступа. Это реальность,
вплетенная в материю жизни. Вернувшись домой, из тайги, артель
сообщит по начальству: помер от горячки Петр Иванов или Иван Петров
— и концы в воду. Никто разбираться не будет.
Где-то до конца 1947 года, то есть до отмены карточной системы и
до денежной реформы, старательское золото «отоваривалось». Сдав
добычу, старатели на полученные боны брали в магазинах золотоскупки
что хотели, по своему выбору и без нормы: пшеничную муку, сахар,
масло, ткани и прочее.
Любопытно, что даже в таких оазисах изобилия, а так же в
"Торгсинах", государство все равно драло со своих граждан за
продукты дороже рыночной экспортной цены. Так животное масло
продавалась в 1,7 раз дороже экспортной цены за границу,
растительное в 3,81 раз, сахар в 3,8 раз.
Что было старателю сверх собственных надобностей, то пускалось
на рынок по вольной цене. И один золотоскупочный рубль обрастал
шестью «базарными», как баран шерстью, как птенец пухом.