— Иными словами, этот Люцифер представляет собой абсолютное зло.
Он предводитель темных сил, дьявол, сатана и тому подобное. Не так
ли? — констатировал я, подумав в этот момент о том, а не подселил
ли меня в тело Менжинского именно этот самый мистический персонаж
на самом деле? А что если тот умерший монах в своем пророчестве был
прав?
Глеб взглянул на меня как-то странно, но ответил довольно
подробно, в своем репертуаре:
— Ну, насчет зла тоже есть некие теософские критерии. Вон,
например, у Гете доктор Фауст, желая заполучить вечную молодость,
продал дьяволу душу. Да и множество подобных сказок существует.
Ведь во все времена находятся люди, желающие получить долгую жизнь,
тайные знания и добиться могущества. Вот они, по преданиям, душу
свою и продают, не обращая внимания на то, что перед ними
искуситель и губитель рода человеческого. Чем, собственно, дьявол и
знаменит. И тут как раз кроется противоречие с мистической фигурой
Люцифера, который, вроде бы, наоборот, хотел помочь людям, а не
погубить их. И именно из-за этого своего желания дать людям
свободу, он и вступил в конфликт с Богом. Потому я считаю, что
Люцифер, дьявол и сатана — это все же разные персонажи мифологии.
Например, дьявол переводится с греческого, как «разрушающий». А
основателем современного Западного сатанизма в настоящее время
признан англичанин Алистер Кроули, который написал «Книгу закона» в
1904 году, находясь в Египте. Он начинал с того, что в детстве
отрывал головы голубям и высасывал из них кровь, а потом придумал
множество ужасных обрядов. Вот тебе и зло в чистом виде.
И тут я не удержался, задав провокационный вопрос:
— А не кажется ли тебе, Глебушка, что и мы, чекисты, иногда
переходим грань зла и добра?
Но, Бокий не смутился, ответив:
— Всякое бывает, конечно. Все люди несовершенны. Но, даже если
мы совершаем порой ужасные ошибки, то делаем их не потому, что
продались какому-то дьяволу, а из-за того, что хотим сделать наш
мир лучше. То есть, в конечном итоге, мы действуем ради добра, даже
если и расстреливаем врагов народа. Да, этому конкретному человеку,
которого казним, мы причиняем зло, но делаем это лишь для того,
чтобы спасти от деяний этого врага многих других.
— Иными словами, ты считаешь, что мы все-таки служим делу добра?
— уточнил я.